- Понятно. Шизуха.
- Верно. Как мой шеф говорит, шизуха, порнуха и чернуха - три кита современной журналистики.
- И что - с детства писал об этом?
- Нет. До тарелок в одной крупной газете был обозревателем по детскому воспитанию и по моральным проблемам семьи.
- Специалист?
- Да какой специалист? Ни шиша не понимал я в этих семейных проблемах. И в воспитании. Знаешь, моими статьями зачитывались старые ведьмы и молодые вертихвостки Я получал пачки писем от них, некоторые были исповедальные. Сперва отвечал, потом плюнул, зная, что от любимца публики до ее врага - один шаг.
- А теперь пишут?
- Еще как. Большей частью шизофреники, общающиеся с Сириусом посредством пейджера.
- В общем, жизнь у тебя содержательная, - улыбнулась Элла.
- Да вообще не жалуюсь, - он смутился, поняв, что опять начинает говорить лишнее.
- Ты не женат. Живешь в пустой квартире. Обожаешь порядок, - перечисляла Элла. - Правильно?
- Правильно.
- Разведен?
- Разведен, - вздохнул Валдаев.
- Жена убежала с "новым русским", прихватив дочку.
- Почти. Только не дочку, а сына. Что, на лице написано?
- Написано, - засмеялась она.
Он отвел глаза, внутренне зажавшись, но она положила свою узкую ладонь на его мягкую, давно не знавшую физической работы и редко державшую что-то тяжелее, чем авторучка, руку.
- Не обижайся, - от ее улыбки теперь исходило тепло. - Я не люблю боровов на "Фордах". Это нестандартно?
- Действительно.
- Надо идти против толпы. Хотя бы в душе...
В общем и целом вечер удался на славу. Они засиделись в баре. Потом шли по ночному, сверкающему огнями элитах магазинов столичному центру. В этом сверкании было что-то от сияния дорогих елочных игрушек. И Валдаев ощущал, будто вместе с Эллой оказался внутри такой игрушки - необычайно сложной, наполненной звуками, людьми. В городе сейчас не ощущалось обычной его враждебности. И настроение в этот прекрасный, теплый вечер у Валдаева было несвойственно ему приподнятое и вместе с тем привычно мечтательное. И внутри жило ожидание чуда. Но чуда не произошло.
- Спасибо за прекрасный вечер, - улыбнулась Элла дверей ее квартиры.
- Спасибо и тебе, - он замялся. В нем была надежд что она скажет - заходи. Но она сказала еще раз:
- Спасибо, Валера, - а потом добавила: - До свидания.
Он мысленно обругал себя болваном и набрал воздух чтобы напроситься на кофе. Но не напросился. Его воля теперь походила на муху, попавшую в клей. Эта воля трепыхнулась, пытаясь воспарить из этого клея неуверенности вершинам наглости, где все можно, где живут сила и самоуверенность и где просто и беззаботно овладевают женским расположением. Но его вновь ржавыми кандалами сковала мысль, которая посещала его обычно: с такой девушкой так не поступают.