– Да, наверное.
– Если хочешь, пойдем с нами.
– Спасибо. Мне надо проверить несколько работ.
Он пристально посмотрел на меня и пожал плечами:
– Ладно, увидимся. – Наклонившись, он чмокнул меня в щеку, так, будто бы делал это уже миллион раз.
Эш спустилась, я проводила их до выхода и смотрела, как они идут к метро. Они смеялись… и это звучало как музыка. Часть меня хотела пойти с ними, но другая часть приказывала остаться. Как сильно ни любила я Мэтта, как мне ни нравилось проводить с ним ночи, но это бесконечное молчание в течение стольких лет – и то, как он воспринял новости про Эш, – напугали меня так глубоко, что я уже с трудом могла поверить, что он может жить рядом с нами, как мне всегда хотелось.
Я не сомневалась в его любви ко мне, но меня пугало его стремление сохранять дистанцию. Мне надо было как-то защищаться.
Мы стали делить выходные между собой. Эш проводила с Мэттом пятницу или субботу, а по воскресеньям мы чередовались.
Нью-Йоркская филармония официально пригласила меня виолончелистом на две недели, и я много времени проводила на репетициях, готовясь к двухнедельным гастролям.
Эш закончила первый год старшей школы с потрясающими отметками и получила награду за общую успеваемость. Мы с Мэттом оба присутствовали на награждении, и он сиял, не переставая, гордый папаша. Когда мы вышли из зала, он крепко обнял меня и прошептал:
– Ты вырастила хорошую дочь. Спасибо. Я так горжусь моими девочками.
При этих словах у меня сжалось сердце. Не знаю, говорил ли мне кто-нибудь когда-нибудь, что гордится мной, и уж точно ни от кого я так не хотела услышать это, как от него.
Началось лето. Я знала, что Эш будет скучно, и заранее записала ее на летние курсы фотографии. Мэтт, едва услышав об этом, немедленно тоже записался туда. Я знала, что он мог бы сам вести такие курсы, но ему хотелось проводить время со своей дочерью. Эш рассказала мне, что, когда в классе поняли, кто он такой, он немедленно стал всеобщей знаменитостью, включая инструктора. Эш говорила, что он даже сменил свою манеру фотографировать с документальной, которая его и прославила, на более художественную.
Было странно наблюдать, как мы с Мэттом заново искали друг друга; как будто стараясь подобрать то, что осталось, и одновременно изучая свои страсти с обновленной энергией. Частично я ощущала, что наконец живу той жизнью, которой и должна была жить. Но проблема была в том, что мы с Мэттом делали это не вместе. Мы шли по параллельным дорожкам.
Однажды вечером мне показалось, что Эш расстроена.
– Что случилось, детка? – спросила я.