— Катя! — закричал вне себя от волнения Федя и ворвался в столовую.
— Тише, — сказала Катя. — Разве ты не видишь, что я учу географию?
— Катя! — сказал Федя, задыхаясь. — Поклянись мне жизнью папы, мамы, нет, поклянись жизнью твоей Серафимы Алексеевны, что ты не выдашь страшную тайну, которую я тебе сейчас скажу.
— Во-первых, — сказала Катя, — я не буду клясться никакими клятвами, потому что это нехорошо. Во-вторых, я не буду слушать никаких тайн, пока не выучу Африку. А в-третьих, если хочешь знать, уходи отсюда и не мешай!
Если бы даже было «в-четвертых», Федя не услышал бы: он уже бежал вниз по лестнице. Выскочив на улицу, мальчик увидал, как в ворота въезжает новенькая «Чайка» Ромашкина.
«Вот кто поможет!» — решил Федя и ринулся во двор.
— Как дела, старик? — весело спросил Ромашкин, вылезая из машины.
— Плохо, — сказал Федя.
— Что так? — спросил Ромашкин.
— Дядя Варфоломей! — закричал Федя, увидев дворника. — Маляр не у вас?
— Не у нас, — сказал Варфоломей басом. Он собирал по двору железным совком птичий помет и носил на клумбу.
— Тогда я погиб, — сказал Федя.
— Кто погиб, внучек? — любознательно спросила бабушка Лида, сидя на скамейке под липой. Уже десять минут, положив на колени едва начатое вязанье, старушка закрывала глаза и старалась заснуть, чтобы убедиться еще раз, как это удобно вязать во сне.
— Дядя Сеня, дядя Варфоломей, бабушка! Дайте мне страшную клятву, что вы не выдадите тайну, которую я вам сейчас скажу?
— Клянемся! — сказали все трое.
— Чем? — придирчиво спросил Федя.
— Пусть провалится моя метла… — сказал Варфоломей.
— Пусть лопнет мой барометр… — сказал Ромашкин.
— Пусть укатятся мои клубки… — сказала бабушка.
— …Если мы выдадим твою тайну! — сказали они хором.
И Федя поведал им обо всем. И вчетвером они придумали, как сделать, чтобы Люся не была стерта волшебной резинкой, пока Федя будет искать маляра и узнавать тайну кисти.
Федя побежал искать маляра.
— Ах, Люсенька!.. — сказала бабушка, всхлипывая.
А дворник Варфоломей взял метлу и направился к злому волшебнику.
Проходя мимо Фединого подъезда, дворник остановился: на двери не было отпечатка маленькой пятерни, которая так портила праздничный ремонт.
«Это хорошая примета», — радостно решил Варфоломей.
Заметьте, он даже не удивился и не подумал: «А куда пятерня девалась» — хотя всякому ясно, что пятерня не могла на засохшей краске просто взять и исчезнуть. Но за последние полчаса Варфоломей привык к чудесам и уже ничему не удивлялся. И это очень хорошо, если вспомнить, куда он сейчас шел.
Дворник помедлил у старого, покосившегося домика и поднялся по шаткой лестнице на чердак.