С приездом бабушки и дедушки все стало еще дерьмовее.
Слезы. Объятия. Похлопывание по спине. Это между взрослыми.
– Они что, раньше уже встречались? – шепотом спросил меня Робби.
А потом бабушка принялась тискать его.
Райан, который стоял у стены рядом со мной, хмыкнул, но тут же закашлялся, скрывая свою оплошность. Его сестра мрачно посмотрела на него. Потом перевела этот мрачный взгляд на меня, но тут же вспомнила, почему я находилась там. Она повесила голову и стала ковырять пол носком ботинка. Честно говоря, я не могла винить ее. Полагаю, я была не такой, как все ее знакомые девочки. Я имею в виду, что я не плакала. Я не хотела спать вместе с ней, но буквально приклеилась к ее брату. И в те несколько раз, когда она заговаривала со мной, я не слишком утруждала себя ответами. Я не была с ней грубой. Просто не отвечала на ее авансы, что было для нее явно непривычно. Но отвечать на авансы было делом Уиллоу. Она была общительной и обаятельной.
В общем, совершенной.
Я обняла Робби, прижимая его спиной к себе, и уткнулась подбородком в его макушку.
– Нет. Я думаю, что бабушке просто нужно поплакать. Вот и все.
Робби взял меня за руки и крепко сжал их.
– Дедушка выглядит так, словно и он хочет поплакать.
Стоя в стороне, дедушка держал в руке белоснежный платок. Он всегда лежал у него в кармане, бабушка настаивала на этом, но до того дня я ни разу не видела, чтобы он пользовался этим платком. И пока бабушка разговаривала с миссис Дженсен, дедушка высморкался, несколько раз моргнул и отвел глаза в сторону. Он поднес руку к лицу, а потом еще раз часто заморгал. Потом приподнял плечи и отвел их назад, словно напоминая себе, что он должен держаться стоически.
Разговор постепенно стал сходить на нет, и я поняла, что мне нужно приготовиться.
Я знала, что скоро бабушка начнет забрасывать меня вопросами.
Знала ли я? Сказала ли мне Уиллоу что-нибудь перед тем, как все случилось? Мог ли кто-нибудь остановить ее? Что-нибудь произошло в тот день?
Я перевела дыхание, потому что каждый ее вопрос был словно ударом хлыста.
– Эй, Кенз, – сказал Робби, выкручиваясь из моих объятий. – Ты делаешь мне больно.
Я тут же отпустила его и увидела на его руках белые отметины в тех местах, где я сжимала их. Я почувствовала раскаяние и вслед за дедушкой часто заморгала и отвернулась. Я не буду плакать. Я не буду плакать. Я в порядке.
Подними голову.
Держись.
Я могу это сделать.
Робби дотронулся до моей руки, и его жест сочувствия чуть было не заставил меня расплакаться. Но я же была сильной, как он сам сказал мне.