— Дежкина, за прошлый месяц! — вынырнула неизвестно из какого угла грозный профорг Патищева. — А вы, Калашникова? Вы вообще не платили!
— Это кто? — обернулась к Дежкиной Ирина.
— Это наш профорг, — ловя себя на том, что говорит с какими-то оправдывающимися нотками в голосе, ответила Клавдия.
— Я не вижу никакой работы профсоюзной организации в данном учреждении, — прямо в глаза Патищевой сказала Ирина. — Даже смутных признаков ее не вижу. Как вы защищаете права трудящихся, господин профорг?
Патищева от удивления только рот разинула.
— Еще вопрос — прокуратура в какой профсоюз входит? Независимый? Новый? Старый?
— Мы реформировались из ВЦСПС… — тоже начала оправдываться Патищева.
— Значит, старый. Коммуняки там как сидели, так и сидят. Я не согласна. А вы, Клавдия Васильевна?
— Пойдем, пойдем, — заторопила Дежкина. Она сама никогда не интересовалась работой профсоюза. И потому-то сейчас было жутко неловко перед Патищевой. Но почему-то еще более неловко было перед Ириной.
А Калашникова неохотно оторвалась от совсем уже не грозной Патищевой.
— Мы с вами еще поговорим, товарищ профорг, — бросила она напоследок.
Да, поначалу покладистая Клавдия Васильевна почти возненавидела стажерку. А потом это как-то само собой прошло. Мало того, она со временем даже заметила в себе нечто вроде симпатии к этой фурии. А потом, когда Ирина вдруг притащила на работу пирожки, да не простые, а слоеные — с курагой, с грибами, с мясом и с капустой, до Дежкиной вдруг дошло: «Господи, да это же я сама — лет двадцать назад!» И ей вдруг стала ясна и причина ее ненависти к Ирине, и причина этой нарождающейся симпатии.
Дело все в том, что Клавдия сегодняшняя относилась к себе вчерашней с язвительной иронией. Стыдилась прошлых ошибок, ругала себя за них нещадно. А уж к себе позавчерашней испытывала не меньше чем презрение. И вот когда она увидела в первый раз Калашникову, та ей и напомнила неумелую, угловатую, настырную девчонку, которая лет пятнадцать назад пришла в прокуратуру и которую все звали — Душкина, довольно метко исковеркав ее фамилию.
Но Ирина тоже менялась прямо на глазах. И Клавдия даже подумала, что Калашникова пойдет куда дальше, чем она сама. К сорока годам она будет не старшим следователем, а уж по крайней мере — горпрокурором, а то и генеральным.
В кабинете Ирина тут же села на телефон и принялась обзванивать морги на предмет бесхозных трупов.