А еще я заметил одну важную деталь в поведении императора: когда он разозлился, его аура действительно почернела, а когда пришел в ярость, тьма заполнила его полностью и постоянно норовила меня укусить. Зато после того, как его кулак соприкоснулся с моей скулой и я выплеснул через нее некоторое количество магии, аура Карриана тут же посветлела. Он успокоился, как и вчера, когда ему удалось до меня добраться. Так что, пожалуй, все не так плохо, как я себе напридумывал.
Да, его величество действительно нестабилен. Да, он и впрямь стал плохо себя контролировать. Но маленькие дозы магии, которые я забирал и одновременно вырабатывал специально для него, помогали ему прийти в себя. А значит, для хорошего самочувствия было достаточно лишь время от времени это повторять. К примеру, вот так, во время тренировок, стараясь не провоцировать печать, разумеется. Исключительно ради того, чтобы наш малость двинутый повелитель — чтоб он был дважды здоров! — мог спокойно жить и работать на благо империи, не особенно задумываясь, почему же ему так хочется меня прибить.
Уже стоя в душе, по соседству с его щедро намыленным величеством, я подумал, что, если добавить к мордобою толику сочувствия или просто хороших эмоций, то процесс пройдет еще менее болезненно. Быть может, если Карриан почувствует, что «благоверная» не спешит ему показаться на глаза не потому, что он моральный урод или косматое (да, его величество оказался изрядно волосат в некоторых зонах) чудовище, то это примирит его с отказом?
— Хватит брязгаться, — вдруг процедил император, когда я так и этак повертел эту мысль, будучи пока не в силах сообразить, как хорошие эмоции могут сочетаться с мордобоем. — На выход! Живо!
«И все-таки ты чудовище, — со вздохом признал я, выходя из душевой и снимая с крючка полотенце. — Вот только поцелуй красивой девушки тебя, скорее всего, не спасет».
С этого дня жизнь потихоньку начала входить в нормальную колею, хотя не могу сказать, что все так уж явственно изменилось. Тизар сдержал слово — Карриан все-таки смирился с тем, что будет и дальше работать в отцовском кабинете, поэтому никаких репрессий за наше самоуправство не последовало. Официальные завтраки с придворными он тоже возобновил, поэтому толки и пересуды, начавшиеся после смерти старого императора, прекратились. Народ при виде сидящего на положенном месте повелителя успокоился, потому что ничто так в империи не ценилось, как верность традициям. И пусть это было глупо — принимать видимость благополучия за истинное положение дел, но люди и впрямь считали, что если во дворце все идет своим чередом, то в Багдаде… в смысле, в Орне, конечно, все спокойно.