— Никогда не слышал, — покачал головой Алексей Иванович. — О «беспоповцах» слышал, о «прыгунах»…
— О «прыгунах»? — удивился Генька.
— Ну да, есть такие, что до бога допрыгаться хотят: прыгают да молятся, а потом им невесть что мерещится.
— В Вифлееме не прыгают, — усмехнулся Михаил Семенович. — У них моленья тихие. Зато порядки строгие: «Христу» своему подчиняться беспрекословно. В прошлом году в Сибири одного заперли в подвал и заморили голодом до смерти. А за что? «Апостолу» перечил.
Пока шел разговор, Алексей Иванович машинально вертел в руках листок из картотеки. Перевернув его на другую сторону, неожиданно прочел: «После смерти Федора Чурилова секту возглавил его сын…»
Не веря своим глазам, он перечитал эту строчку и изменившимся голосом попросил:
— Миша, вынь следующую карточку!
Михаил Семенович передал Башмакову еще один аккуратно заполненный листок. На нем значилось:
«Чурилов, Егор Федорович (1870–1928). Семнадцатый Христос — правитель «Нового Вифлеема». В юности жил в «миру», но связи с отцом не порывал. Вернулся в общину в конце 90-х гг., когда власти усилили преследования главарей «Вифлеема». Однако в результате какой-то важной услуги, оказанной Егором Чуриловым царским властям, преследования были прекращены.
Егор Чурилов быстро сблизился с главарями секты, и 25 декабря 1907 года Федор Чурилов, нарушив неписаный закон секты, назначил семнадцатым Христом своего сына».
— Важная услуга, — повторил Генька и со значением посмотрел на отца.
Тот кивнул.
— Хитрец, — покрутил носом Михаил Семенович. — Подстроился к православному «рождеству» — двадцать пятого декабря. Мол, Иисус Христос и Христос Егор в один день на землю снизошли.
Запись о семнадцатом Христе заканчивалась сообщением, что у его могилы на Смоленском кладбище в Ленинграде в день «рождества» Егора Чурилова собираются члены секты.
— И сейчас собираются? — поинтересовался Генька.
— Вероятно. Секта считается действующей.
«Так, — обрадовался Генька. — Тогда ясно. Сходим на кладбище, подкараулим там сектантов. Может, от них еще что-нибудь узнаем. Кладбища мы испугаемся, что ли?»
* * *
Испугалась одна Оля.
Утром двадцать пятого декабря она прибежала к Геньке, и, как всегда, с ходу забросала его вопросами:
— На кладбище вчера ездили? Могилу видали? А что узнали? Будут они сегодня собираться?
Генька спешил на каток.
Однако Оля так жадно расспрашивала… Генька подобрел и тут же в прихожей, усевшись на сундук, рассказал ей о вчерашнем походе.
…До кладбища они с Витей тащились почти час по каким-то незнакомым улицам и мостикам и добрались почти перед самым закрытием. Долго никого не могли разыскать, бегали по пустым дорожкам, пока не встретили старика сторожа в огромном тулупе и больших расшлепанных валенках. У старика были маленькие бесцветные глазки и торчащая вперед редкая рыжая бороденка. Опирался он на палку, которая была выше его самого.