Детская библиотека. Том 50 (Раевский, Софьин) - страница 81

Прошло совсем немного времени, а мальчики уже почувствовали декабрьский мороз. Витя начал прыгать с ноги на ногу, Генька стучал валенком о валенок, и оба не сразу заметили, как со стороны кладбищенской ограды к могиле приблизилось несколько человек.

— Замри! — шепнул Генька.

Кучка людей на могиле росла. Там были мужчины, женщины и даже несколько детей. На кладбище стало уже совсем темно, и только снег, облепивший деревья, кусты и могилы и устлавший узкие дорожки, отсвечивал немеркнущей белизной.

И вдруг возле могилы посветлело: несколько пришедших включили электрические фонарики, а в руках у женщин появились зажженные свечи. Кристаллики льда на большом кресте в свете фонарей засверкали. Казалось, крест на могиле отделан драгоценными камнями.

Плотные тени разбежались во все стороны и стали раскачиваться в такт с колыханием желтоватого пламени свечей. Один из сектантов, поддерживаемый под руки дюжими мужчинами, вскарабкался на снежный холмик могилы. Он был низенький, кругленький, в длинном пальто и, влезая на холм, подобрал полы его, как юбку.

— Беги! — шепнул Генька Вите. — Зови Олю.

Вскоре дрожащая Оля пробралась вслед за Витей в кусты и спряталась, прижавшись к старой липе; кора у нее была морщинистая, как кожа у слона. А сектантский оратор уже вошел в раж и гремел на все кладбище:

— И когда наступило свету нашему, папаше, тридцать семь лет, услышал он голос вещий с неба. И сказал тот голос: «Сыне мой, Егор! Это я, дух святой, посланный от самого творца всевышнего, и должен я жить во плоти и в сердце человека. Тебя господь избрал своим сосудом, и через твои уста будет сам бог-отец судить живых и мертвых».

«Низенький, а горластый какой», — подумал Генька.

Темные, корявые слова сотрясали воздух, и удивленным ребятам казалось, что все это понарошке. Сейчас слушатели рассмеются, скажут оратору: «Ладно, хватит, здорово ты навострился», — и заговорят на настоящем, живом языке. Но нет, сектанты слушали молча, и только женщины от умиления всхлипывали, и тогда свечи у них в руках качались еще сильнее.

— Ничего не понимаю, — в сердцах сплюнул Генька. — Вроде и по-русски, а смысла нет.

Оратор еще долго восхвалял Егора, а потом сектанты дружно запели. Ребята не поверили ушам: песня была хорошо знакома — «Крутится, вертится шар голубой». Но на веселую, задорную мелодию были положены совсем неподходящие слова:


«Ангел небесный, спаситель родной,
Свет наш, папаша, Егор дорогой,
Принял безвинно за нас ты венед,
Предвозвещая нам мира конец».


— Братья и сестры! — вновь возвысил голос стоявший на могиле низенький проповедник. — Близится суд небесный, близится конец света. Сия земная юдоль преходяща, как все мирское. Здесь нам суждены страдания и гонения — ведаете ли вы их?