— А ты вообще кабальеро без страха и упрека! У вас в роду все такие? — склонил голову Валера. И еще раз улыбнулся — по-особенному широко, демонстрируя все зубы — как безумный ирландец в фильме Храброе Сердце.
Скрестив руки на груди, я устроился поудобнее и картинно закатил глаза, показывая, как мне дорого мнение Валеры. Он в ответ издал губами пренебрежительный дребезжащий звук и потерял ко мне всякий интерес.
Когда часы показывали 18:02, я вспомнил о том, что в общем то не спал уже почти сорок часов. И хотя молодой организм сильно не возмущался по этому поводу, удобная скамья и нахождение в тепле меня слегка разморило. В 18:10 я принялся медленно моргать, а чуть погодя и вовсе сел поудобнее и сладко задремал.
Разбудил меня громкий звук открытой двери. Инструктор Андре зашел в помещение быстро, широким шагом, но при этом двигаясь по-особенному неторопливо, как 747-й Боинг на взлете.
Господин Смирнофф был в песочной полевой форме гимназии с усиливающими вставками на одежде, высоких шнурованных ботинках и разгрузке с многочисленными подсумками. Взгляд притягивали глазные импланты, но цвет не рассмотреть — скрыт за желтизной эргономичных стрелковых очков.
Поднимаясь с места, я мельком бросил взгляд на часы. 18:27. Пунктуальный у нас инструктор, ничего не скажешь. И вежливый — понял я, когда Андре резким нетерпеливым жестом показал нам подняться и подойти ближе.
Модест и Эльвира оказались рядом с ним первыми. Порхнула вперед Надежда, через мгновенье в неровную шеренгу шагнули мы с крепышом Ильей. Андре скользнул по нам всем взглядом, после посмотрел куда-то над моим плечом.
— Валера! — сказал Андре, словно плюнул. — Ну ты и тормоз… давай, соточку раз землю толкни руками, чтобы в себя прийти.
Несколько мгновений ожидания. И интереса — я вот точно находился в предвкушении, заартачится Валера или нет. Удивительно, но нет — видимо он где стоял, там и упал, начав отжиматься. В полной тишине слышались звуки рывков, шелест одежды и шум дыхания.
Наш вежливый и пунктуальный инструктор даже отошел, чтобы лучше наблюдать за парнем, и склонив голову, принялся смотреть как он отжимается.
— Валера, дорогой, — с неприятной улыбкой произнес Андре. — Какая странная ситуация, правда? У тебя опция «нажаловаться папеньке» сейчас отсутствует, зато у меня она есть. Причем нажаловаться твоему же папеньке. Скажи, тебе не обидно?
Миг полнейшей тишины — Валера, выпрямившись в планке, замер.
— Обидно, — произнес он, и принялся отжиматься дальше.
— Красавчик! — вновь широко улыбнулся Андре, и посмотрел на нас: — Люблю честность.