* * *
16 сентября 1986 года в соответствии с секретной шифровкой за подписью нового начальника оперативной группы МО СССР генерал-лейтенанта Б. А. Плышевского я был вызван на заседание правительственной комиссии. Заседание проходило в рабочем кабинете Б. Е. Щербины, но почему-то в ограниченном составе.
Борис Евдокимович объявил повестку дня и тут же предоставил слово заместителю главного инженера ЧАЭС Самойленко, который обстоятельно доложил о выполненных работах по дезактивации 1-го и 2-го блоков АЭС силами воинов Советской Армии. Затем он перешел к вопросу о состоянии радиоактивного заражения на крышах 3-го блока и трубных площадках главной венттрубы АЭС, где и была сосредоточена большая масса высокорадиоактивных материалов. Но конкретно, когда его спрашивали, какие уровни радиации образовались там и какие ориентировочные объемы материалов сосредоточены, он, конечно, не знал и не мог знать. В эти места, так называемые особо опасные зоны АЭС, не ступала нога человека вплоть до сентября месяца. Правда, когда мы уже приступили к операции в этой зоне, то командир отряда спепдозразведки А. С. Юрченко говорил мне, что в одной из зон они были с Г. П. Дмитровым. Однако картограммы к моменту операции не было.
«Что же вы предлагаете, товарищ Самойленко?» — наконец спросил Щербина, Ответ был незамедлительный: «Просить солдат… Они могут вершить чудеса».
Мы с генерал-лейтенантом Плышевским пошли в атаку на этот явно авантюрный план и его автора. Во-первых, мы настаивали на выполнении всей этой «грязной» работы без участия человека. Коль уж за полгода ни наука, ни промышленность не подготовили надежных средств, так надо с них и спросить.
Во-вторых, как можно привлекать солдат, если никто не знает обстановку в опасных зонах?
Щербина молча выслушал все наши доводы. Потом спросил: «А как медицина?»
Ему ответили, что особой опасности нет и можно привлекать на эти работы армию, но с умом.
Тогда встал Плышевский и сказал, что без приказа министра обороны он выделять солдат не станет. Щербина тихо ответил, что с министром обороны он переговорит лично, но вынужден будет подписать решение правительственной комиссии о привлечении Министерства обороны к этим работам. «Мы пойдем на все».
После этого речь зашла о месте захоронения высокорадиоактивных материалов. Однозначно было сказано— сбрасывать только в аварийный реактор. Я пытался убедить, что лучше будет задержать предстоящие работы, но сделать специальные металлические контейнеры с большим коэффициентом ослабления радиации и вертолетами вывозить в соответствующие места захоронения. Предложение было отвергнуто. Говорили и о дефиците времени: поджимали сроки закрытия «саркофага», возможного приезда руководителей партии и государства.