— Ну, ты меня чуть не напугала, я уж думал, что-нибудь случилось.
Разве ничего не случилось? Да как же можно так говорить, если… если…
— Ну и что с того, что наша база неизвестно кому принадлежала? — Свободный Охотник легко успокаивается. — Я надеюсь, мы не станем оспаривать между собой право собственности на объект, которого больше не существует?
…если "право собственности" здесь ни при чем! Да как же он не понимает!
— Чего я не понимаю? — он устало посмеивается, наклоняясь к лежащей без движения девочке. — Между прочим, я действительно считал "Чёрную дыру" твоей, а не своей. Мой отец был готов к тому, что гипархат падёт, и секретные объекты перестанут быть секретными. Почему бы в таком случае не отправить сына в чужие владения?
Чего он не понимает? Очень просто: гип Узора и мать Хозяюшки были вовсе не "друзьями". Известно — кем они были друг другу. Вот и получается, что Хозяюшка вовсе не дочь гипа Пустоты номер сорок семь, как все думают. А быть сестрой Неуловимого она не желает, не умеет и не будет! Она умрёт. Неужели они брат и сестра?
Смех оборван, веселье застревает в горле. Свободный Охотник распрямляется.
— Прошу тебя, — выталкивает он превратившиеся в ком слова. — Ты оскорбляешь память матери, это неправильно.
Слова рассыпаются.
Девочка рывком освобождается из кокона, садится, обняв героя, прижавшись к его широкой спине.
— Я не хочу быть твоей сестрой, — сообщает она.
— Жена Сорок Седьмого гипа Пустоты была Истинной. Поставить Печать своему только что родившемуся младенцу, активизировав перстень от Печати на своей голове — долг и право Истинной. Неужели ты допускаешь, что твоя мать сделала бы это, если бы ребёнок был незаконнорождённым?
Девочка не отвечает — глухо всхлипывает.
— Какую чушь ты сочинила, — фальшиво сердится молодой гип. — Почему честь твоей погибшей матери, удивительной женщины, должен защищать я? Да ещё от кого — от её же дочери!
Она плачет, не стесняясь.
— У тебя уже есть брат, — напоминает он. — Позавидовать можно такому брату. Тебе мало, что ли?
Вязкие слезы, повинуясь искусственной тяжести кристаллического дома, скатываются на прохладное пентасетоновое покрывало. Свободный Охотник берет осторожными руками голову девочки, приподымает, находит взглядом мечущиеся глаза.
— Когда-то наши семьи имели прочные дружеские связи, — вымучивает он, — так уж распорядилась история. Мы дружили империями, как принято выражаться. Да, твоя мать была любовницей моего отца, и нет тут ничего недостойного. Даже если из-за этого дружба великих гипов превратилась в нечто противоположное. Помнишь, я упоминал, что моего отца кто-то успел предупредить о нападении звероидов? Этот подвиг наверняка совершила твоя мать, вечная ей благодарность. Маленькая моя, никакие мы с тобой не брат и сестра, даже мысли такой у меня не возникало…