Под окнами наших комнат —
твоей и моей
Поет в ночи и свищет
один и тот же соловей.
И когда твое сердце вздрогнет во сне,
при звуке его трели,
Проснусь и я, и буду слушать певца,
лежа в своей постели.
И тут я увидел в окне позади Леи еще одну голову: это была мама. Мама, которая открыла мне дверь на улице Арнон, 15, двадцать один год назад, а недавно летела вместе со мной и дочерью из Лода в Цюрих.
В то мгновение я, конечно, не мог подозревать, что через три года, в двадцать третью годовщину независимости, услышу этот самый куплет из «Терезы дю Мон» по телевизору. Он будет исполнен на фестивале израильской песни, и певица удостоится третьей премии. А за несколько минут перед тем я увижу, как премию Израиля по литературе, которой удостоилась Лея Гольдберг, вручают той самой старушке, которая открыла мне дверь на улице Арнон, 15, а двадцать один год спустя летела вместе со мной и дочерью из Лода в Цюрих на самолете компании «Свис эр» и выглянула из-за спины дочери, когда та улыбнулась, наблюдая за моими манипуляциями у мусорной урны.
В.: Еще один пространный, волнующий рассказ. Позднее мы вернемся к нему и посмотрим, имеет ли он какое-нибудь отношение к делу. Пока что нам ясно одно: с зарубежными писателями ты никогда в жизни не встречался. Но, возможно, среди них есть такие, что повлияли на твое духовное становление?
О.: Разумеется, список велик. Достоевский, Томас Манн, Джеймс Джойс, Кафка… Ну и многие, многие другие. Те, которых я упомянул, пожалуй, были последними, кто наложил свою печать на мой духовный облик. Им предшествовали другие.
В.: Может быть, ты все-таки попытаешься перечислить в хронологическом порядке?
О.: Я не уверен, что хронологический порядок самый правильный, но если вы настаиваете, я вынужден буду начать с той книги, которую первой прочел в своей жизни.
Понятия, картины, идеи, впечатления рождаются в нашей душе, развиваются, крепнут, погибают или претерпевают столь странные изменения, что мы сами уже не узнаем их, как не узнали бы взрослого человека или даже старика, которого видели, когда он был зародышем в чреве матери. Мальчиком лет четырех или пяти я усвоил первое в своей жизни географическое понятие — Африка. Я заболел тогда какой-то детской болезнью и просидел взаперти шесть недель. Только маме разрешалось подходить ко мне. Она приносила мне книги и читала вслух. Потом книги оставались у меня в постели, и я рассматривал картинки. Больше всего очаровал меня «Бармалей» Корнея Чуковского.
В Африке разбойник,
В Африке злодей,
В Африке ужасный
Бар-ма-лей!