— Что такое? Что за конфуз?
Государь резко распахнул дверь в спальню Василисы. Та стояла возле ложа, взбивая подушки. Увидав мужа, заволновалась, поспешила навстречу:
— Ты чего? А переговоры? — Лицо залилось мертвенной бледностью, застыла деланая улыбка.
Грозный повернулся к дверям, рыкнул:
— Терем, Малюта, обыщи!
Скуратов тут же влетел со своими подручными. Словно тараканы, они разбежались по опочивальне, повсюду заглядывая, обнюхивая каждую щель.
Василиса, закрыв лицо руками, упала на постель.
— Тута! — радостно выкрикнул Скуратов, отдергивая штофный полог кровати.
Там стоял, скрестив руки на груди, Иван Колычев. Государь хотел что-то сказать, но лишь несчастной гримасой сморщилось старческое лицо, горестно затряслись тонкие губы.
Молодой красавец смело шагнул к нему:
— Государь, не устал ли от крови? Тебя все боятся, но и все проклинают, как аспида гнусного. Уже на сем свете ты обрел себе муки адовы…
Иоанн Васильевич воздел посох, с силой ударил им в лицо сокольничего:
— Кал собакин! Грязь худая!
Сокольничий, заливая ковер кровью, рухнул замертво.
«Пусть Василиса мучается подоле!» — решил государь. Он стукнул об пол посохом:
— Связать изменницу, завернуть в волчьи шкуры и положить в гроб. — Повернулся к Малюте: — Во гробе с боков незаметные два отверстия проделай, для тока воздуха! Пусть и в могиле дышит, мучается, о своем блудном грехе печалуется!
На окраине Александровской слободы вырыли широкую яму, куда после отпевания опустили оба гроба: первым — Колычева, сверху — Василису. Сделано это было тайно, под покровом ночи. Землю заровняли, а к утру и метель началась — все подчистила.
До утра и пир шумел в царевом дворце. Впрочем, пир скорее напоминал тризну, ибо Иоанн Васильевич сидел мрачнее тучи, ничего не ел, ни с кем из соратников не разговаривал, лишь пил и пил хмельное.
Когда за окном забрезжило, призвал Малюту Скуратова:
— Единый Господь без греха! Отрой гроб с Василисой, приведи ко мне царицу. Коли не задохнулась, в монастырь ее отправлю. Пусть свои грехи замаливает, о блудном грехе печалуется.
…Малюта вернулся сконфуженным. Лицо его было залито мертвенной бледностью, глаза дико вытаращены. Заплетающимся языком он сказал такое, что самые пьяные сразу же протрезвели, а Иоанн Васильевич Грозный со страху стал мелко креститься и на время даже лишился дара речи.
Что смутило этих бесчувственных головорезов? Об этом наш следующий рассказ.