– Теперь ты будешь слушать и говорить на немецком и тибетском. К концу нашего перехода ты будешь думать на этих языках и видеть на них сны. Русского с этого момента для тебя не существует. Да, кстати, можешь называть меня Гулякой.
Худощавый, жилистый, с правильными чертами узкого лица, этот мужчина мог бы понравиться мне, если бы не был постоянно «выключенным». За весь наш долгий путь я не видела, чтобы он нахмурился или улыбнулся. Даже когда он смотрел прямо в глаза, выражение его лица оставалось нейтральным.
Мы часа два сидели прямо на шпалах железной дороги. Гуляка кормил меня солёными шариками сухого сыра, сушёной мясной стружкой, твёрдыми галетами, в его вещмешке, на вид полупустом, обвислом, обнаружилась и вместительная фляга с водой.
Я ожидала, что мы начнём размахивать руками и тормозить поезд на полном ходу, как попутную машину. Но выяснилось, что у него тут, на совершенно голом месте, официальная остановка. Это, кстати, не означало, что он остановился: поезд притормозил свой и без того неспешный ход; желающие попрыгали вниз, а мы спокойно зацепились за открытую площадку и взобрались на неё.
Маленький чёрный паровоз тащил четыре или пять открытых вагонов: у них были борта в полроста человека и стойки, на которых держалась брезентовая крыша, а внутри – где деревянные лавки, а где и голый пол. Люди азиатской внешности сидели на полу на своих тюках и баулах. Пассажиров оказалось не так много.
Весь остаток дня, всю ночь и следующий день мы потихоньку двигались вперёд.
Оказавшись среди этих людей, мы помалкивали: мы же в Китае! Тут натянутые отношения с Тибетом, а с союзницей немцев – Японией – война. На каком же языке разговаривать?! Пассажиры вокруг галдели, хохотали, бранились, бросая друг другу реплики необыкновенно резкими, пронзительными голосами. Нас обоих окружающие не замечали, будто нас и не было вовсе. Могли протянуть кусок еды прямо над головой или, разыгравшись, кинуть друг в друга что-то, едва не задев. Мой проводник не обращал на вызывающее поведение попутчиков никакого внимания и совершенно ушёл в себя.
Итак, большое путешествие началось. Я теперь буду одна до той необозримо далёкой поры, когда оно закончится. И ни в какие паники, и ни в какую тоску впадать я не имею права. Особенно если учесть, что и прежде не была склонна терять присутствие духа, – так не время и начинать. И всё же: какой ледяной ветер пронизывает голые пространства, как одиноко и жутко в мире, наполненном совершенно чужими людьми…
«Запомни: ни на час, ни на минуту ты не останешься одна. Я и девчонки – мы всегда рядом. Никто из нас не сможет забыть о тебе ни на минуту. Даже если случится, что не почувствуешь, – просто знай. Понимаем?»…