Оглядываясь на те дни, я могу лишь пожалеть, что не был на два-три года постарше: все эти знаменитые люди оставались для меня просто людьми. Я называл Жана Кокто Жаном, смешивал ему сухой мартини, но не читал ничего им написанного. Если бы в 1944 г. мне было не пятнадцать, а восемнадцать лет, я бы узнал и понял гораздо больше. Но хватит: больше никаких жалоб. Спасибо, что я вообще видел таких людей.
Мой отец планировал свои рабочие поездки так, чтобы они совпадали с моими каникулами, поэтому мы посетили каждый уголок страны. На Пасху 1945 г., когда война подходила к концу, мы поехали на юг (мимо ржавеющих и сгоревших танков), и я впервые увидел Средиземное море, голубизну воды которого (после серовато-зеленой в Ла-Манше) я никогда не забуду. В 1946 г. мы со школьным товарищем на велосипедах проехали Прованс от Авиньона до Ниццы. Наше путешествие удалось только частично, помешала сильная жара и плохое качество дорог, поврежденных боевыми действиями, – шины постоянно спускали (камеры шин были прочные). В 1947 г., ожидая призыва во флот, я шесть месяцев прожил с замечательной эльзасской семьей в Страсбурге, ходил в университет на занятия по немецкому и русскому языкам (русский я начал изучать еще в двенадцать лет по лингафонному курсу). Мне очень нравилось в Страсбурге, если не считать страшного смущения, в которое меня вводили постоянные попытки квартирной хозяйки лишить меня девственности, зачастую за пять минут до прихода домой ее мужа. (Теперь-то я думаю, что, наверное, она рассказывала ему об этом в постели, и они вместе хихикали.) В конце того года мы покинули посольство и поселились в отличном доме у озера рядом с Шантийи. В это время Франция стала моим единственным домом, и моя любовь к ней росла и росла.
Еще живя в посольстве, я первый и последний раз встретился с генералом де Голлем. 6 июня 1947 г., в третью годовщину высадки в Нормандии, после поминальной службы на берегу, был большой фуршет в ближайшем к этому месту отеле. По какой-то причине я не попал туда накануне вечером вместе с родителями, поэтому поехал уже утром. Мне было семнадцать лет, и это была моя первая самостоятельная поездка за рулем. Я рассчитывал приехать к обеду, но безнадежно заплутал в узких проселочных дорогах Нормандии без всяких указателей и добрался, когда фуршет заканчивался. Отец представил меня генералу. Он, к моему удивлению, встал, чтобы поздороваться, развернувшись во весь свой огромный рост. Я был очень польщен, но при этом страшно голоден, а еда уже закончилась. Осталась всего одна тарелка – генерала де Голля, на ней лежал явно нетронутый большой кусок яблочного пирога. Я не мог оторвать от него взгляда. «Как ты думаешь, он будет есть пирог?» – спросил я мать. «Откуда я знаю, – ответила она, – лучше спроси генерала». Последовала короткая битва между голодом и застенчивостью, победил голод, и я подошел к столу де Голля. «