Прогулки отца по двору и бульвару становились длиннее.
Дядя Леня сказал тихо и даже с грустью:
— Заметное улучшение. — А потом добавил: — Но еще долго будет необходим ежедневный врачебный контроль.
Он привык бывать у нас ежедневно.
Один раз я заметил, что у дяди Лени совсем уж грустное настроение. «Может, отец уже выздоровел? — подумал я. — И ему не нужен ежедневный врачебный контроль?»
— Что с обменом? — спросил меня дядя Леня в коридоре, возле самой двери, — Никто не хочет ехать туда, на край города?
— Нет, не хотят! — с досадой ответил я.
— Видишь ли, больше по этому поводу можешь не волноваться.
— Почему? — удивился я.
— Видишь ли… я все продумал… И согласен туда переехать.
— Вы?!
— Ну да, готов обменяться с этим самым молодым человеком, которого ты выдал за двоюродного брата.
— Как это выдал?
— Видишь ли, получилось не очень удобно… Мне нужно было оставить памятку: как принимать лекарства, в какой последовательности. Отец попросил меня открыть ящик стола, где лежит бумага. Там я увидел… Случайно, конечно. Как-то неловко вышло… Я вроде бы подглядел. Хотя это не очень существенно… Видишь ли, от двоюродного брата так много писем не получают. И их так бережно не хранят. Но, в общем, это все несущественно. Я согласен отсюда уехать…
Я обрадовался. А потом спохватился и стал отговаривать дядю Леню:
— Мы к вам привыкли!..
Он решительно распахнул дверь и сказал каким-то не своим, твердым голосом:
— Значит, считайте, что я согласен.
Иван и Людмила будут жить прямо под нами, на втором этаже!
— В нашем доме, в нашем доме!.. — весело переиначил отец арию из «Евгения Онегина».
— Мы будем перестукиваться по трубе! — крикнул я.
Мама стала искать тряпкой пыль там, где ее никогда не было. А Людмила начала чертить что-то на своей доске, хотя за пять минут до этого сказала, что весь вечер будет свободна,
— Надо сейчас же написать об этом Ивану! — воскликнул я.
— Напиши, — сказала сестра.
А когда я сел рядом с нею за стол, тихо спросила:
— Сколько ты в этом месяце получил писем?
— Два!
— Значит, два — один в твою пользу.
Я потверже уселся на стуле и гордо огляделся по сторонам. Но мама и отец не слышали Людмилиных слов и не могли понять моей гордости.
А через два дня счет в мою пользу увеличился. Я получил третье письмо от Ивана. Правда, оно было совсем коротким:
«Здравствуй, Ленька! Я прилечу на один день. Есть важное дело! Пока никто не должен знать об этом. Никто, кроме тебя! Ты помнишь, где я живу? Жду тебя двадцатого в три часа дня. Надеюсь, что самолет не опоздает. Мужской уговор: никому ни слова. До скорой встречи! Иван».