У нее каждый раз находилось для девочки новое прозвище, причем любовно выбранное из числа самых вкусных и любимых кушаний.
— Здравствуйте, мисс Мари. Здравствуйте, мисс Чайна. Здравствуйте, мисс Поланд.
— Ты что, не слышишь? Где твои носки? Что это ты с голыми ногами, как дворняжка, ходишь?
— Я ни одной пары найти не смогла.
— Да неужели? Значит, у вас в доме кто-то такой завелся, кто очень любит носками полакомиться.
Чайна захихикала. Каждую такую пропажу мисс Мари связывала с появлением в доме большого любителя лакомиться подобными вещами. Она, например, могла с тревогой заявить, что у них в доме явно «завелся какой-то большой любитель бюстгальтеров».
Поланд и Чайна готовились к вечернему выходу. Поланд что-то гладила, напевая себе под нос, а Чайна, сидя на бледно-зеленой кухонной табуретке, как всегда, укладывала себе волосы. Мисс Мари к выходу, разумеется, никогда вовремя готова не была.
Эти женщины относились к Пиколе дружелюбно, но разговорить их было довольно трудно. Так что девочка всегда брала инициативу на себя и первой заговаривала с мисс Мари, известной болтушкой, — той стоит рот открыть, так ее и не остановишь.
— Как это вышло, что у вас столько разных бойфрендов, мисс Мари?
— Бойфрендов? Бойфрендов?! Душечка-девчушечка, да я вообще ни одного бойфренда с 1927 года не видела!
— Значит, ты их и вообще никогда не видела. — Чайна сунула щипцы для завивки в жестянку с маслом для укладки волос «Ню Нил». От прикосновения к горячему металлу масло громко зашипело.
— Как же так, мисс Мари? — стояла на своем Пикола.
— Ты хочешь знать, как получилось, что я с 1919-го до 1927 года ни с одним мальчиком знакома не была? А все потому, что мальчики тогда исчезли. Просто перестали появляться на свет. Люди тогда стали рождаться уже старыми.
— Ты хочешь сказать, что вот тогда-то ты и почувствовала себя старухой, — вставила Чайна.
— Чушь! Старухой я себя никогда не чувствовала и не почувствую. Разве что толстухой.
— Ну, это почти одно и то же.
— Небось, думаешь, раз ты такая тощая, так все тебя молодой считают? А на самом деле люди думают: похоже, эта старая кляча подпругу себе купить забыла.
— А ты скоро на маневровый паровоз-толкач похожа будешь.
— Толкач, не толкач, да только твои ножки-клюшки выглядят ничуть не моложе моих!
— Ничего, мои ножки-клюшки себя еще покажут. Их-то в первую очередь раздвигают.
Все три женщины весело рассмеялись, а мисс Мари даже голову назад откинула. Ее смех исходил, казалось, из самых глубин ее существа и звучал, как может одновременно звучать множество полноводных рек, свободно текущих средь илистых берегов и стремящихся к простору открытого моря. Чайна хихикала — словно всхлипывала. Пиколе представлялось, что внутри у Чайны — пищалка со шнурком, за который каждый раз дергает чья-то невидимая рука. Поланд в общих разговорах участвовала крайне редко, только если была сильно пьяна, а смеялась всегда совершенно беззвучно. Трезвая она обычно тихонько напевала себе под нос какой-нибудь блюз, которых знала великое множество.