Грейс, не замеченная никем, прикрыла за собой дверь и прижалась к кафельной стене, прислушиваясь к разговору, который вел доктор с родственниками убийцы.
– …Едва не задела аорту. Ему повезло, он выживет.
– Лучше бы ему не повезло, – мрачно заявил старший Шерман.
– Пап! – одернул его юноша. – Ты что такое говоришь?
– Он убийца! Он убил твою мать…
– Он болен, пап. Он не сделал бы этого, если бы был в своем уме.
Медсестра приблизилась к доктору и что-то прошептала ему на ухо. Доктор пожал плечами в сомнении, потом произнес:
– Он пришел в сознание и желает поговорить с вами, мистер Шерман.
Отец отрицательно тряхнул головой.
– А я не желаю.
– Пап! – снова вступился за брата юноша. – Нельзя его так бросить. Мы сейчас нужны ему больше, чем когда-либо раньше.
Мистер Шерман взглянул на сына и сник. Он все больше напоминал шарик, из которого уходил воздух, – сморщивался и уменьшался в размерах. Деловой строгий костюм теперь казался ему велик.
– Ты всегда был хорошим братом. Ты такой сын, о котором мечтают любые родители.
– Папа, пожалуйста… – настаивал сын.
– Ладно, ради тебя. Но только выслушаем его вместе.
Они ушли, сопровождаемые врачом и медсестрой, а Грейс, не посмев следовать за ними, осталась на месте, обуреваемая странными и тревожными мыслями. Что-то трудноуловимое связывало ее с этим высоким, симпатичным, здраво рассуждающим парнем. Эти ощущения застигли ее врасплох, и она никак не могла выстроить их в какую-нибудь логическую последовательность.
Она ждала, сама не зная, чего ждет, изучала какие-то больничные объявления на стендах, не понимая их смысла, и, наконец, увидела, как возвращаются по залитому ослепляющим светом больничному коридору две темные фигуры – отец и сын.
Грейс знала, что разговор с ними неизбежен, и лучше это сделать сейчас. Она шагнула им навстречу.
– Мистер Шерман, я та, на кого покушался ваш сын. Я Грейс Харт. Возле моего дома обнаружено тело вашей жены. – Грейс набрала воздуха в легкие, чтобы продолжить, но смогла лишь произнести невнятно: – Я очень сожалею…
– Вам не стоит извиняться. Во всем виноват я, – ответил ей сломленный горем мистер Шерман. – Это мне следует просить у вас прощения. Мэтт – мой сын, и он пытался убить вас и вашу дочь. У меня нет слов…
– Мэтт поступил так из ревности ко мне, – осторожно, но решительно вмешался Донни. – Он сам только что сказал это.
Лицо старшего Шермана исказилось при воспоминании о мучительном разговоре с младшим сыном, который почему-то сохранил свою никчемную жизнь.
– Как я понимаю, вы и есть настоящая мать моего сына? – с трудом выдавил он вопрос, который рано или поздно должен был быть задан.