— Ты куда собрался? — бреду в прихожую прикрывая ладонью зевающий рот.
Он несколькими энергичными движениями смахивает с туфель щеткой несуществующую пыль и выпрямляется весь такой серьезный, собранный.
— На старую работу нужно смотаться.
— Так суббота же? — подозрительно прищуриваюсь я.
— Вот именно — суббота, — загадочно отзывается он.
Уже у двери останавливаю его, обнимаю и целую в губы, несмотря на сердитое и недовольное лицо.
Да, что ж ты такой суровый у меня?!
— Удачи тебе там, — хрипло шепчу я и зачем-то глажу и без того идеально отутюженную рубашку.
— Угу, — мычит он и уходит.
Несмотря на Сашину холодность и отчужденность, настроение у меня отличное. Не будет же он на меня вечно злиться? Наверняка уже к вечеру успокоиться. Самое главное, что все благополучно разрешилось, и у меня теперь нет причин не доверять мужу.
Варю себе чашечку кофе и в обнимку с планшетом релаксирую, наслаждаясь тишиной и прохладой летнего утра ровно до того момента, пока на телефоне не высвечивается незнакомый номер.
Поднимаю трубку и слышу уверенный мужской голос:
— Могу я услышать Марию Викторовну?
— Я вас слушаю.
— Вас беспокоит Отдел по борьбе с экономическими преступлениями Синюгин Борис Валентинович.
У меня дар речи пропал от шока. Язык прилип к небу, и я не смогла выдавить из себя ничего кроме неразборчивого:
— Э-э-э…
— Скажите, могли бы мы с вами встретиться в понедельник в районе обеда?
С трудом обретя голос, задаю самый главный вопрос:
— А в чем собственно дело?
— Это не телефонный разговор. В двух словах не расскажешь. Я вам в понедельник наберу и сообщу, куда подъехать для дальнейшей беседы, — и с этими словами положил трубку.
Трясущейся рукой кладу телефон на стол и пытаюсь понять, что это вообще было. Надеюсь, что это чей-то глупый розыгрыш. Первая мысль: позвонить Саше. У него полно знакомых в органах. Вот и пускай разузнают, что это за господин Синюгин.
Я снова взяла телефон, но палец завис на кнопке вызова.
Как-то подозрительно все это выглядит.
Пожалуй, стоит подождать и посмотреть, что будет дальше.
Все выходные меня грызло гнетущее чувство беспокойства. Я вся извелась, выстраивая предположения одно страшнее другого и самое неприятное в том, что мое настроение передавалось семье.
Дети изводили своими капризами, выматывая последние нервы, а муж продолжал ходить мрачнее тучи, обижаясь на меня и на весь мир из-за того, что я вся такая неидеальная. В итоге я бесилась пуще прежнего, продолжая жестоко себя накручивать. И чем больше окружающие затягивали гайки, тем сильнее должна была стать отдача.