Лица девочек бледно-желты.
Если пудру убрать, посмóтрите –
Это вовсе не лица – морды.
Неужели не страшно, девочки, –
Одряхлеть, разминувшись с юностью?
…Унитазы журчат, посмеиваясь
Над ужасною вашей глупостью!»
Обычно студенческая стенгазета была обязаловкой, но постепенно мы заметили, что нас никто к этому не принуждает. Мы сами хотим что-то в ней написать, что-то придумать, нарисовать и вообще изложить какую-то мысль. Неожиданно для нас самих мы увидели, что из казенной обязаловки можно сделать что-то яркое, смешное и интересное.
Это настолько нас тогда поглотило, что весь год мы жили нашей газетой, рифмами ее стихов и карикатурными образами ее персонажей.
И чем больше мы входили в раж, тем глубже и резче становились темы нашей газеты. Если в первых выпусках мы писали про учащихся и их истории, т. е. про самих себя, то постепенно нам стало этого мало. Захотелось писать про что-то более серьезное, важное и острое. И мы стали писать про преподавателей, а потом еще дальше, вообще про… страну.
Мы не ставили цель выпускать антисоветскую газету. Мы не были критиканами или диссидентами. Какие диссиденты в 17 лет? Но одна из очередных газет взорвала-таки деканат! Замдекана раздраженно сорвал газету со стены и вызвал нас к себе.
Мы были его любимыми учениками, но в тот момент Евгений Григорьевич был взбешен.
Я не помню уже, о чем была та газета, кого и что мы там затронули, какие были там рифмы, о чем были те карикатуры. Но разъяренный Евгений Григорьевич кричал на всю учительскую:
– Вот именно из-за таких, как вы, – и он указывал пальцем на нас, – начнется то, что сейчас творится в Польше!
А в Польше в тот момент происходили беспорядки под водительством профсоюза «Солидарность». Рабочие гданьской судоверфи объявили забастовку, и польская милиция уже несколько недель не могла их разогнать.
Я был советским юношей и в душе точно был против далекой непонятной мне «Солидарности», против всяких поляков и за все советское. Мы как-то оправдывались, говорили Евгению Григорьевичу, что он не прав. Но на этом выпуск «Комсомольского прожектора» закончился. Мы обиделись, пытались забрать сорванную газету, но замдекана ее куда-то спрятал от греха подальше.
Выпуск газеты закончился, но в нас уже забурлил дух противоречия, и мы решили назло всем, тайно писать… книгу!
Это должен был быть сатирический роман типа «Золотого теленка», но не про давние годы, а про современные дни. Про 80-е! Про наших жуликов и казнокрадов, тунеядцев и партократов! Мы должны высмеять их всех!
Как Ильф и Петров писали «Золотого теленка» вдвоем, так и мы решили писать роман вместе. Мы жили с Игорем тогда одной жизнью, одними идеями и впечатлениями. Мы жадно впитывали литературу, русскую поэзию, песни Высоцкого, рифмы Маяковского. Перечитывали все, что находили свежего в горловских книжных магазинах или городской библиотеке.