— Для меня ты и так молодая, — усмехнулся Георгий Фёдорович. — Но хочешь — делай! Выбери клинику, пусть она мне вышлет счёт на Совет ветеранов. Сейчас я тебе реквизиты дам.
И — оплатил! Совет ветеранов без совета с ветеранами, думается.
Вот с тех пор Лидочка и перестала улыбаться — пластические хирурги перестарались.
А в тот вечер Елена блокировала все подходы к усатенькому капитану.
Капитан оказался перспективным: разведён, из детей — только дочь, благополучно проживающая замужем в Соединённом Королевстве. В коем оказалась не благодаря какой-либо папиной помощи, а благодаря собственному азарту в дамском мордобое.
Этот вид спорта ранее даже в неофициальном статусе встречался редко. Обычно — в коммунальных квартирах. А ныне уже стал олимпийским.
На одном из международных личикобоев (рука не поднимается повторить ранее использованный термин) Оленька произвела неизгладимое впечатление на английского судью-полицейского. Развитие матримониального процесса было молниеносным: задержание, препровождение в СК (Соединённое Королевство, а не Следственный комитет), предъявление официального обвинения, пардон — объяснения в любви, и — приговор: пожизненное заключение брака.
Юрий Афанасьевич, капитан, иногда получал свидания с дочкой, не в зависимости от её поведения, а в зависимости от порта назначения. Кстати, не так уж редко. А дочка тоже стала британским кокни и, кажется, подумывала о помиловании — о разводе.
Юрий Афанасьевич был, правда, не питерский — череповецкий. Но это, может, и к лучшему.
Зато — по морям, по волнам и по заграницам. Очень может пригодиться!
Это, так сказать, направление главного удара Елена сейчас усердно разрабатывала. Пока капитан не отвалил от стенки (в данном случае подразумевается морской термин, хотя в обыденном смысле он тоже предпочитал спать у стенки — видимо, в родном порту оба понятия сливались в одно).
Уж больно коротки бывали интервалы между рейсами. Только человек к суше присохнет (если просохнет) — и гудок!
Прощай, нормальная жизнь! Здравствуй, романтика! Романтика морских просторов, штормов, шквалов и авралов, а также зарубежных портов и барахолок.
Последнее слово на букву «б» напомнило о романтическом посещении заведения на ту же букву — борделя в Гамбурге.
Тогда молодого второго штурмана старые морские волки сводили на экскурсию в указанное заведение, где за небольшую плату можно было в маленькие дверные окошечки полюбоваться на незанятых кошечек. Войти не позволяли чувства ответственности и экономии.
Зато зайти в бар те же чувства позволяли — и до, и после борделя. До — для храбрости, после — от переполнивших душу дополнительных чувств. Штурман сухогруза декларировал себя как знатока немецкого языка. У стойки бара он вступил в переговоры с барменом посредством размахивания руками и, видимо, удручённый непонятливостью того, вдруг заорал: