Если бы он чувствовал себя чуть лучше, то наверняка улыбнулся бы.
– Пожалуйста, дорогая Габриэлла, подойдите ко мне, – вкрадчиво сказал он, не дав ей повернуться и уйти. Похоже, до этого было совсем недалеко. – Я хочу кое-что сказать вам.
– Что еще?
Тон Габби был нелюбезным, и все же она подошла к кровати. У самозванца возникло подозрение, что она сделала это не потому, что подчинилась его воле. Просто поднос оказался слишком тяжелым.
– Собираюсь напомнить вам о нашей сделке. Она снова напряглась и ледяным тоном ответила:
– Обойдусь без ваших напоминаний. Я держу свое слово.
– Запомните, вы не должны говорить об этом никому.
– Вы всерьез думаете, что я раструблю об этом на весь свет? Ничего подобного я делать не собираюсь. – Было видно, что радости по этому поводу она не испытывает. – Но знайте: согласившись на этот обман, я упала в собственных глазах.
– Зато выросли в моих. Эта мысль вас не утешает?
– Нисколько.
Она со стуком поставила поднос на прикроватный столик; при этом ложка задребезжала, а бульон расплескался. Лже-Уикхэм покосился на поднос и нахмурился.
– Я велел Барнету отправить это обратно на кухню и принести что-нибудь съедобное. – Его тон снова стал резким. Более резким, чем хотелось ему самому.
– Барнет просто выполнял указания доктора, – сердито ответила ему Габби.
Шторы на высоких окнах, выходивших во двор, были открыты, и ее лицо освещал яркий солнечный свет. Серые глаза, прозрачные, как дождевая вода, точеный профиль камеи… Он еще ночью, неся Габриэллу на руках, заметил, что она более женственна, чем кажется на первый взгляд. Несоответствие между тем, какой она хотела выглядеть и какой была на самом деле, казалось ему поразительным.
– Эта бурда убьет меня вернее, чем нанесенная вами рана, – язвительно сказал псевдо-Маркус, удивляясь тому, что смотрит на нее с удовольствием. Ее лицо, освещенное солнцем, стало виноватым. Именно этого он и добивался. Отлично. Пусть пожалеет о том, что проделала в нем дырку. Это ему на руку.
– И тем не менее ничего другого вы не получите, пока не разрешит доктор Ормсби, – сурово сказала Габби.
Внезапно самозванец заподозрил, что он ошибся и выглядит совсем не так грозно, как ему кажется. Лежит в кровати, словно немощный, больной, небритый, наверняка бледный, в ночной рубашке, прикрытый до талии простыней… Да, тут не до приказов. Едва ли Габриэлла испытывала перед ним страх. Она смотрела на него так, словно была гувернанткой, а он – капризным мальчишкой, вверенным ее заботам.
– Вы сможете съесть это сами?
– Я не ребенок, и не вздумайте кормить меня с ложки, – прищурившись, сказал он. – Конечно, смогу. Если захочу.