Знаю. Это сожитель Косаревой.
— Тоже криминальный элемент?
— По крайней мере, был, — стал рассказывать Самвел. — Он помог Косаревой детей украсть. А потом выяснилось, что это от него она девчушек родила. Я думаю, с тех пор он изменился. Когда во второй раз Косарева сама детей похитила, он мне помог вернуть их в детдом. Я видел, как он плакал.
— Крокодильими слезами, — буркнула Доминика.
— А я верю в то, что человек способен измениться… — настаивал Самвел.
— Может, ты и прав. Но очень интересно, что у этой криминальной парочки произошло с Риткой? Мне это все одну сказочку напоминает: лиса Алиса, кот Базилио и наивный Буратино — наша Ритка.
— Здесь я тебе ничем помочь не могу, — развел руками Самвел. — И Виктория ничего толком не знает. Что нам известно? Известно только, что после этой истории Наташка Косарева исчезла из Радужного и объявилась у нас в городе уже как Ритка Калашникова.
— Понятно только то, что ничего не понятно, — рассердилась Доминика. — Я хотела найти ответы, а нашла новые вопросы. Ясно одно. Косарева, Крокодил и Ритка — звенья одной цепи. Вытащив одно, вытащим и другие. Но как это сделать? Где он живет, этот Крокодил?
— В Радужном.
— Хотелось бы мне с ним поговорить.
— Тебе выходить опасно. Я его могу сюда привезти, — сказал Самвел. — Жди.
Люба поднялась в офисную квартиру, чтобы разогреть себе обед. Вдруг сзади раздался шорох, стукнула дверь.
Но оглянуться Люба не успела. Чьи-то ладони закрыли ей глаза. Испуганная женщина дернулась, хотела закричать. Ладонь сползла с глаз и закрыла ей рот. Она, ни жива ни мертва, обернулась и увидела… Ваську. Люба тихо заплакала и осела на стул.
— Чего ревешь, дуреха? — спросил Васька.
— Ис-пу-га-лась.
— Раньше надо было бояться. Когда меня преступнику сдавала.
— Васенька, прости. Он меня ножом ткнул, смотри, отметина осталась. Я виновата перед тобой, но я…
Васька тяжело опустился на стул:
— Не реви. Ты все правильно сделала. Как по мне, лучше быть живым предателем, чем мертвым героем. По крайней мере, живой всегда исправит свою ошибку, а мертвый может только тихо лежать и молча собой гордиться.
— Я не предатель… я просто очень испугалась… бормотала Люба.
— А теперь пугаться нужно мне. Я теперь по твоей милости в бегах. Но ничего, что-нибудь придумаем. Ты его, конечно, опять не видела? — Люба отрицательно помотала головой, преданно глядя Ваське в глаза. — И голос не узнала? Тот ли это человек, что приходил в первый раз?
— Он и тогда, и потом говорил измененным голосом. Как будто через платок. Или в поднятый воротник.
Васька был недоволен полученной информацией: