— Как ты догадалась?
Амалия вздохнула:
— Очень просто. В другом состоянии ты обо мне не вспоминаешь. Ссориться с тобой по этому поводу бесполезно. Ты все равно прибежишь ко мне плакаться в жилетку при очередном крутом повороте твоей нелепой жизни.
Юрий Владимирович обиделся:
— Почему это моя жизнь — нелепая? Я тружусь и смею надеяться, что плоды моего труда приносят людям удовольствие и пользу…
— И тут его снова понесло! Юра, очнись, ты не на встрече с читателями, меньше пафоса. А нелепа твоя жизнь потому, что она крутит тобой, как хвост собакой. Ты ни на что не можешь повлиять — ни на своих детей, ни на их поступки. Все вокруг тебя рушится, твоя хваленая семья распалась, а ты только и знаешь, что стенать и плакать. И как в тебя такого влюбляются женщины? Не пойму.
— Извини, Маля, но ты…
— Я — другое дело. Сильным людям свойственно кого-то опекать, подтирать кому-то нос… Мы с тобой идеальная пара. Как кран и раковина. Ты все время протекаешь слезами-соплями, а я — водоотвод, делаю все, чтобы тебя не затопило. Ладно, говори уже, что тебе на сей раз нужно?
Юрий Владимирович не знал, как начать:
— Понимаешь, Маля, это дело очень деликатное. Ко мне обратилась горничная Доминики из загородного дома. Танюша Коркина.
— Знаю, — кивнула Амалия. — Довольно прыткая особа, как мне кажется.
— Она сейчас попала в безвыходную ситуацию.
— Такие время от времени туда и попадают, — не удивилась Амалия.
— Дай же мне договорить. Она осталась одна, без мужа и — беременна.
— Подумать только, какая уникальная судьба! И ты хочешь, чтобы я этой твоей горничной помогла? Иначе зачем бы ты мне все это рассказывал?
— Нуда. Ей нужны деньги, — простодушно сказал Юрий Владимирович.
— И что? Она беременна от тебя? Поздравляю. Только я не понимаю, почему меня должна волновать ее судьба? Какое отношение имею я к твоему потомству?
— Как ты могла подумать такое! Я — старик, а она — молодая женщина.
Амалия не приняла этот довод:
— Слухами о твоей бурной личной жизни переполнен город. И хочешь не хочешь, они доходят до меня.
Я уже разобралась, что твоя старость носит исключительно адресный характер. Только со мной ты вдруг вспоминаешь о своем возрасте!
— Маля, я со всеми одинаков, а ты никогда не была такой жестокой.
— Не тебе упрекать меня в жестокости. Не по твоей ли вине я доживаю жизнь в тоске и одиночестве? Короче. Что ты хочешь от меня?
— Я подумал… Не может ли компания, под мое поручительство, ссудить Коркиной деньги?
Амалия решительно отказала:
— Я своих денег ей не дам, сама не богачка. А компания не в ответе за совершенно постороннего человека. Эта Танюша — наемный работник вашей семьи, вот вы, в кругу своих, и изыщите ей помощь. А чем я могу помочь? Почему я должна об этом думать? Нет, меня все-таки занимает, почему ты принимаешь такое искреннее участие в ее жизни?