— Куда же его спрятать? Может, тут поблизости яма какая-нибудь есть?
— Я знаю куда, — осенило Крокодила. — Тут недалеко. А ты его один унесешь?
— Почему один?
— Я же тебе сказал — я покойников боюсь.
— Тогда придется вызывать милицию и сдавать вас двоих. Его понесут, а тебя поведут.
Петик взялся за телефон.
— Ладно, — сразу стал покладистым Крокодил, — только чур, я за ноги возьму.
Они свалили тело дежурного около входа в погреб у дома возле Косаревой.
— Можно скинуть его в погреб, — предложил Крокодил. — Там крысы, как… как крокодилы. За неделю объедят.
— А ты откуда знаешь? — удивился Петик.
— Так меня самого чуть не съели.
— Любопытно, потом расскажешь.
— Вот какая жизнь, почище любого анекдота, — проговорил Крокодил. — Кто б мог подумать, что Крокодил в паре с ментом будут другого замоченного мента в погреб к крысам спускать! Скажи кому — обхохочется.
— Много будешь трепаться, сам туда пойдешь, — прервал его Петик. — На этот раз они тебя дожрут. Давай бери.
Они открыли полуразвалившиеся погребные двери и сбросили тело в погреб.
Косареву, уверенную, что проблему с Крокодилом она уже решила, теперь волновала другая проблема. Арест Борюсика нарушал ее планы по изменению внешности. Приняв решение действовать, она снова взяла машину Самвела и направилась в клинику Борюсика. Узнав от Марины, что доктор все еще в милиции и достоверно ничего не известно о ходе следствия, Косарева решила связаться с нужными людьми. Ей в голову пришла мысль дать взятку нужным людям, чтобы вызволить Бориса Михайловича. Косарева достала визитку, какое-то время смотрела на нее, соображая, что делать, потом решительно набрала номер:
— Здравствуйте, вы меня не узнали? — обратилась она к поднявшему трубку человеку. — Очень приятно. Не спешите со мной ругаться или вешать трубку. Мне нужно с вами встретиться. Это в ваших интересах. Договорились.
Николай Николаевич добросовестно продолжал расследование. Следующим его шагом был визит в телестудию. Ольга Алексеевна была крайне взволнована и напряжена. Происшедшее наносило удар по ее карьере. Она отвечала на вопросы следователя быстро и старательно, словно боялась, что он заподозрит ее в неискренности.
— Ольга Алексеевна, — обратился к ней Николай Николаевич, — я хочу проверить некоторые свои соображения. Мы можем пройти в студию и еще раз ее осмотреть?
— Конечно-конечно, там все так и стоит, я не разрешила разбирать декорацию. Я же понимала, что вы ею заинтересуетесь. Это такое несчастье, такое несчастье… Нас, наверное, закроют.
— А почему?
— Ох, Николай Николаевич. Телевидение — это… Как меня теперь будут телезрители называть?