На самом деле я и сам менялся. В те годы – которые, как впоследствии оказалось, были лучшими годами в «Парме», я однажды оказался на ужине на вилле Танци, среди всех этих людей в костюмах и галстуках, в синих брюках со стрелками. Стефано Танци до сих пор вспоминает: «Единственный игрок, которого мне жаль отпускать, – это Джиджи».
Глядя с высоты своего опыта, я понимаю, что Франция дала мне позитивный опыт, но сидеть на скамейке тоже было не очень приятно. Однажды, не знаю почему, я задолбался. После второго или третьего матча я больше не хотел тренироваться. Мальдини это заметил и наорал на меня.
– Мистер, я не хочу.
Мне забивали, а я не реагировал. Мои товарищи тренировались, а я стоял в воротах как статуя из рождественского вертепа.
– Валяй! – приказал мне Мальдини.
– Нет.
– Тогда иди прими душ.
И я пошел, не заставляя его повторять два раза. Он остался там, застывший, как камень.
Вечером я извинился. Мальдини улыбнулся и послал меня «в пень», как он выражался. Чезароне проклинает всех, кто с ним не согласен, но он понял, что, в сущности, я был еще мальчиком. Мне до сих пор стыдно за этот эпизод и за другие вещи, которые я вытворял.
На чемпионате мира мы в четвертьфинале проиграли Франции по пенальти. Поменялся наш технический руководитель: вместо Чезароне Мальдини пришел Дино Дзофф. Когда технический руководитель – бывший легендарный вратарь, все задают себе только один вопрос: кого же он поставит в ворота?
В сентябре 1998-го, в Удине, на матче против Швейцарии (2–0 и дубль Дель Пьеро) Дзофф дал ответ: в ворота Италии встал я. С того момента я оставлял их только из-за травмы.
И началась эра Буффона. Я начал выигрывать и в составе «Пармы»: Кубок Италии, Кубок УЕФА, Суперкубок Италии. Я играл в Лиге чемпионов в 1997–1998 годах и испытывал смешанные эмоции с долей раздражения, потому что мы вылетели, сыграв вничью с пражской «Спартой».
Но это было правильно – должны быть и победы, и поражения. Это были прекрасные, легкомысленные и безумные годы: у меня были короткие мелированные волосы. Я нарушал схемы и устанавливал свои правила. В воскресенье вечером я ездил танцевать в Модену, в Милан. Я отрывался, но держал себя в руках. Я чувствовал, что должен жить на полную катушку, переживая свои двадцать – или чуть больше. Сейчас, когда мне тридцать, у меня есть жена и сын, я думаю, что это было правильно – развлекаться, сходить с ума и даже делать некоторые глупости. Сегодня я об этом не жалею. Я редко развлекался с товарищами по команде, у меня были свои друзья. Я был любимцем всей Пармы.