Кутепов поблагодарил за завтрак. В прихожей принял от денщика шинель. Пожелал сыну хороших отметок в гимназии и улыбнулся на прощание, чем несказанно удивил членов семьи, привыкшей видеть мужа, отца холодным, не проявляющим ласки.
Но причиной улыбки было не тепло к домочадцам, а воспоминание о скоропалительной два года назад смерти основателя РОВС, его первого командующего. Тогда, при прощании, Кутепов, понятно, не улыбался. В гробу барон возлежал в черкеске. На дубовую крышку с позументом положили шашку, папаху. На подушечки легли многочисленные награды. В ногах приспустили Георгиевский и Андреевский флаги.
Вспомнил, как к денщику барона приезжал ранее неизвестный никому брат, матрос советского торгового суда. Сказал, что желал в Брюсселе повидать близкого родственника, после отъезда гостя Врангель слег с высокой температурой, консилиум обнаружил в организме большое количество туберкулезных палочек. На похоронах Кутепов старался выглядеть печальным, в душе же радовался освобождению кресла главы РОВС. Мечта стать преемником барона осуществилась, под командование перешло около 100 тысяч боеспособных, прошедших огонь, воду и медные трубы противников советской власти. Высокий пост главнокомандующего военизированной белогвардейской организацией в Европе принял как должное.
«Отчего-то считается большим пороком стремление во всем быть первым. Но истинно военный человек может быть тщеславным, желать повышений в звании, должности. Я долго шел к посту главы Союза, ни перед кем не лебезил, не унижался, не раболепствовал, никого не подсиживал…»
Денщик услужливо смахнул щеткой с мехового воротника невидимую пылинку.
«Федор снова ходит по квартире в шерстяных носках, будто в казачьем курене! — с теплотой подумал генерал. — Он и Лидия единственные, кому могу во всем доверять. Жена любит, Федор предан как пес до гроба, в штабе же немало таких, кто с радостью подставит ногу, даже предаст и продаст».
— Нонче поутру у барчука построение, — прошамкал беззубым ртом Федор. — Надобно не опоздать, не то попадет от ихнего дирехтура.
— Слышал, Павел? Мотай на ус, — генерал обернулся к сыну.
— Да, папа.
Старый денщик без памяти любил Павлика, окружил мальчика той нерастраченной нежностью, какой не мог одарить оставшихся на Дону собственных внуков. Как и другие русские на чужбине, тосковал по Родине.
— Накажите барчуку не ехать в гимназию на автобусе — там духота. Пусть пешим идет, — попросил денщик.
— Ты прав, перед занятием полезно дышать свежим воздухом, — вступила в разговор Лидия.
— Да, мама, — вновь кивнул Павлик, произнося слово «мама» по-французски с прононсом, ставя ударение на втором слоге.