Жаль, что до Аслана не добраться, его Васильев Разину обещал. Так может наконец-то предателя нашли? Вот кого я готов порвать на мелкие кусочки.
— Чего молчишь? — с легким беспокойством в голосе спрашивает Руслан.
— А что говорить? — пожимаю плечами.
— Ты что даже не возмутишься, что тебя не спросили, хочешь ты ему служить или нет?
— А зачем? Ты ведь все равно убедишь, так зачем я буду доставлять тебе такое удовольствие? — это я так мелко отомстил. Вовремя вспомнив что он мне сказал, когда лежал в больнице, сорвав мне, целую речугу, которую я заготовил в свое оправдание.
— Гы-гы-гы… — заржал Степаныч, складываясь пополам, — зря готовился. Уел тебя молодой.
Руслан же только тряхнул головой и тоже засмеялся. А потом добавил:
— Я ведь реально тебя убеждать собирался. И что вот прям так — готов служить?
— А вы мне выбор оставили? — пожимаю плечами. — Конечно, я не верю, что вы меня грохнете в результате отказа. Ноу Степаныча, наверняка, найдется какой-нибудь эликсир отшибающий память?
— Ага… — кивает тот, — но только на короткое время. В смысле, навсегда, но не слишком далекие события, часов до семи можно довести, но это уже опасно для здоровья. Так что надо решать сейчас. Это ведь на всю жизнь, Егор.
И вот тут пришлось задуматься. По сути, зачем мне все это? Ведь у меня все есть. Не сейчас пока я в армии, а вообще. Хотя с другой стороны, смогу ли я жить как раньше? Однозначно нет. Но всю жизнь служить кому-то? Готов ли я? Смогу ли? Хотя кто из нас свободен? Даже мой отец, несмотря на все деньги и власть, тоже кому-то подчиняется. Это не заметно, но я ведь наблюдательный. Слово здесь, слово там, оговорка… Хотя тут тоже проблема! А вдруг папка с другой стороны баррикад? Нет уж… Лучше забыть, против отца я не пойду! Так и сказал!
Два офицера и один прапорщик, так офигели от моей логики, что тупо сидели и переглядывались. Наконец Руслан, прокашлявшись, спросил:
— То есть если бы, например, твой отец, тоже был с нами, ты бы не сомневался?
— Ни минуты, — пожимаю плечами, — уж батя, точно, мужик правильный. А уж в купе с вами, так сомневаться грех великий.
— Как говорит, стервец, — умилился Степаныч. — И ведь правильно мыслит… Хотя, что делать, я не знаю.
— Молиться, — пробурчал Руслан.
— Я не умею, — заметил Васильев.
— А тебе по статусу не положено. Давай вместе, Степаныч.
— Кого звать будем?
— Маришку. Кого еще?
Склоняют головы, прижимая руки к груди, начинают бубнить. Мы же с майором, изображаем из себя статуи. Минут через пять раздается веселый и уже весьма родной голос:
— Чего надобно, старче?