— Да я уже понял, что у богов лучше ничего не просить, а то могут дать!
По комнате проносится смех напоминающий звон серебряных колокольчиков:
— Так-то просить, глупыш, а я сама даю. Не бойся.
— Точно? — настороженно оглядываюсь.
— Тебе привет от твоего друга, — лукаво смотрит из-под ресниц.
— Какого? — сердце пропускает удар.
— От того, что ушёл раньше других, — приподнимает бровь.
— Тунгуса?
— Да.
— Как он? Где он? — аж ладошки вспотели.
— Не уверена, что тебе можно говорить, — вздыхает. — Он просил, я передала. Ладно, я пошла. Хотя, — прищуривается и делает два быстрых шага ко мне, привстав на цыпочки слегка касается своими губами моих. По телу пробегает разряд тока и меня скрючивает от адской боли. Падаю на колени, цепляясь руками за пол. Так вот ты какой — поцелуй Смерти.
— Ничего, ты станешь только сильнее, — голос Хель доносится, как будто, издалека. — Это и есть мой подарок…
Секунд через десять боль отступает, Хель уже исчезла, а в голове слышится тоненький голосок:
— Дай мне имя, старший брат!
Ищут пожарные, ищет милиция… Хотя нет. Пожарным то это зачем? А вот спецслужбы на ушах стоят. И у всех голова кругом, от того, что я устроил. И чего суетятся, понятно же всё. Групповое самоубийство. Или им показалось странным, что генерал будучи правшой, застрелился левой рукой?
Да точно. Не из-за того же что у всех участников группового суицида, переломаны рёбра и частично конечности. Как будто кто-то их долго и со вкусом пинал ногами. Ну, бред же. Надо было пистолет в сломанную руку вставить, точно бы никто не стал беспокоиться.
А так вон Пепла целых три дня мурыжили допросами, что видел, не пролетали ли подозрительные вороны над дачей, с гранатомётом в лапах. В общем, бегают, суетятся, а я в это время спокойненько занимался делами.
К примеру, Павел — мой управляющий… Ну вы же помните двух братцев евреев с русскими именами? Так вот Паша посмотрел бумаги, которые я ему вручил, перебрал их и часть отложил в сторону. К слову, бумаг где фигурировало имя Пивнюка там не было. Всякие документы на собственность, оформленную на него или на его жену были благополучно сожжены. Остальные же я всучил Паше и услышал вердикт:
— Егор Анатольевич, я так понимаю, что это чужое, которое должно стать вашим?
— Верно, — киваю, — но очень аккуратно.
— Сильно горячее? — откидывается в своём кресле. Так как наша встреча проходила в его офисе.
— Как напалм, — поясняю, скривив уголки губ.
— Тогда вот это, — кладёт руку на отложенные документы, — лучше сжечь. А вот со счетами я бы поработал. Но вы должны понимать, что будут потери при заметании следов.