Глаза Эмерен сверкнули, вместо страха в них вспыхнула ярость.
— Да-да, — продолжала женщина, — предсказания вполне однозначны. Если бы твой муж пережил встречу с Аль-Сорной, он подстроил бы убийство императора, обвинив в преступлении агентов Объединенного Королевства, и спровоцировал новую войну. Эта война длилась бы годами, окончательно подорвав силы империи. А сам Селиесен Макстор Алюран превратился бы в чудовище, в жесточайшего тирана во всей альпиранской истории, в страх и погибель своего народа. И тогда бы, на все готовенькое, пришли наши войска.
— Мой муж был хорошим человеком, — хрипло произнесла Эмерен.
— Ваш муж жаждал плоти других мужчин, вы же вызывали у него лишь отвращение. — Женщина перевела взгляд на мальчика. — Удивительно, как это ему вообще удалось зачать ребенка? Впрочем, долг принуждает нас и не к таким гнусностям. Взять хотя бы моего суженого. То, что я заставлю его совершить, причинит ему невыносимую боль, но я это сделаю. Ибо моя обязанность — воспитать его в духе наших взаимоотношений. Он, видишь ли, меня не любит. Безответная любовь к мужчине… — Она вздохнула и грустно улыбнулась Эмерен. — Ну, полагаю, в этом вы неплохо разбираетесь. Кровь ребенка, выпущенная на глазах матери, ляжет тенью на его душу, и это приблизит нас друг к другу. Каждый раз, когда мы вместе убиваем кого-нибудь, наша связь крепнет. Я знаю, что и он это чувствует, моя песнь поведала мне.
По ее щеке скатилась слеза, широко раскрытые глаза смотрели на Френтиса с обожанием, и тошнотворный страх, давно не отпускавший его, превратился в ужас.
— Сначала пальчики, любимый. Медленно и со вкусом…
…покалывание сделалось почти непрерывным, не проходило и мига между мучительными уколами…
Он толкнул мальчика на колени, стиснул его запястье, заставляя разжать ладошку, и приставил кинжал к мизинцу…
— Хеврен! — закричала Эмерен, вложив в вопль все свои силы, и забилась в веревках так, что вздулись жилы на шее.
Послышался грохот тяжелых сапог по мрамору.
— Тьфу ты, пропасть! — с досадой выругалась женщина, вскочила с кровати и подбежала к двери, доставая меч. — Все игры отменяются, любимый. Я — вниз, а ты позаботься об этих двоих, только не тяни.
Они остались втроем. Френтис поднял голову ребенка за волосы, приставил к горлу кинжал…
Пульсация в боку взорвалась всепоглощающей болью, выжигающей мысли из его разума, разрывая ментальные путы. Френтис пошатнулся и выпустил мальчика, скрючившись от боли, затопившей все его существо. Ребенок кинулся к матери и принялся дергать ее веревки.
— Унтех! — закричала та, отчаянно мотая головой. — Еммах форгалла, унтех! Унтех!