«Меч — это самое главное» — так сказал священник. Отец Мира простит ей все грехи, совершённые во время поиска.
Рива вздохнула, вернулась назад, вложила лук в руку спящего, присела рядом и стала ждать, когда он проснется. Подошла собака. Принюхалась и заскулила, выпрашивая остатки кролика, пойманного Ривой накануне. Девушка скормила ей кусочек, и псина благодарно гавкнула, чем разбудила старика.
— А? Чего? — Он схватился за лук и принялся нащупывать стрелу. — У-у-у, вот я тебя, зараза!
Рива молча смотрела, как пьяница с диким взглядом безуспешно пытается вытащить из колчана стрелу, потом отказывается от этой идеи и достает из сапога короткий нож. Но при виде монеты на ладони Ривы старик завороженно уставился на золото.
— У тебя очень красивый лук.
* * *
Стрела с скрипом вонзилась в ствол дерева, по крайней мере на пядь уйдя в глубину. Это была учебная стрела — просто заостренная ветка поваленной ветром ивы, без наконечника или оперения. И тем не менее Рива попала в цель с двадцати шагов.
Старик назвался пастухом, хотя никакой отары вокруг не было и в помине. Он сказал, что лук — это трофей, привезенный им с какой-то полузабытой войны с кумбраэльцами, куда его забрали совсем мальчишкой люди Лорда, как ни плакала его несчастная матушка. Рива подумала, что пьяница врет. Лук, конечно, прекрасен, но это не кумбраэльское оружие. Скорее всего, пастух или украл его, или выиграл в кости. В любом случае он слишком торопился убраться прочь со своим новоприобретенным богатством, чтобы внятно объяснять происхождение оружия. Подхватив кувшин, старик нетвердым шагом побрел через луг, где не было ни единой овцы, а вслед за ним поплелась собака с грустными глазами.
Рива шла уже две недели, держась подальше от дорог. Ночевала в лесу, охотилась, когда представлялась возможность, в прочее время старалась подавить голод и не потерять направление, куда указывало «копыто» Оленя. Людей здесь почти не было, пьяный пастух был первым, встреченным ею за все эти дни. Столь далеко от наезженных трактов одинаково маловероятно было наткнуться как на других путников, так и на разбойников. Тем не менее Рива держалась начеку.
Тем вечером она подстрелила болотную курочку, ощипала ее, насадила на вертел, зажарила и съела еще до заката. Она знала, что время, проведенное с Аль-Сорной, ослабило ее. Те недели, когда она ложилась спать с туго набитым животом, сделали ее нестойкой в сопротивлении голоду. Каждый вечер она благодарила Отца за то, что он освободил ее от лжи Темного Меча, и молила простить за потакание своим слабостям.