Все обязаны везде и всюду действовать так, чтобы привлекать к себе население. Этого можно достигнуть только хорошим отношением.
Любовь к людям, сострадание и помощь беззащитным должны проглядывать в каждом действии солдата.
Солдат должен быть врагом всяких пороков и преступлений: воровства, пьянства, мародерства, насилия, разврата и т. д.
Каждый солдат должен быть сознательным, корректным и вежливым.
В нашей армии среди самих начальников и среди солдат развито сквернословие. Наш русский язык настолько богат словами и выражениями, что вполне можно обойтись без тех, которые неприятно действуют на слух и даже оскорбляют человека.
Каждый член семьи бережет свое хозяйство, а мы представляем из себя членов общей народной семьи. Поэтому каждый солдат должен охранять и беречь народное хозяйство…»
Дальше говорилось о скромности и уважении к женщине. Шли правила поведения в бою и на отдыхе, все просто и человечно обоснованные — любовью и долгом. Долгом — как неотъемлемой частью любви к Родине, революции, боевым товарищам.
Все это слышалось ей сказанное Лешиным голосом.
«Во время боя и где бы то ни было солдат обязан помогать товарищу чем возможно, а также удерживать его от злых поступков».
Даже во время боя? Неужели уже «sponte sua, sine lege…»?
«Командный состав должен служить примером и за проступки подвергается наиболее строгому наказанию».
«Инструкция Военно-революционному трибуналу»:
«Военно-революционный трибунал дает отчет и ответственен за свои действия перед Армией партизанского фронта».
И дальше — наказания:
«За невежливое обращение…» «За пьянство — идти пешком 30 километров за конным отрядом…» «За разврат…»
«За клевету — наказание, какое грозило оклеветанному лицу.
За мародерство — от 1 года заключения до смертной казни.
За самосуд — от 3-х лет до смертной казни.
За изнасилование — смертная казнь.
За небрежное отношение к вверенному оружию — до 30 суток гауптвахты.
За распространение ложных слухов и паники — до смертной казни.
За самовольный уход с поста — до смертной казни.
За оставление товарища в бою — смертная казнь…»
Смертная казнь, смертная казнь, смертная казнь…
Обе инструкции подписаны: командир отряда, комиссар…
Потом: «Армейским советом одобрено». Председатель совета… секретарь…
Нет, это еще не «sponte sua, sine lege». И Леша так думает, наверное. Перевернула обратно страницы: «Любовь к людям, сострадание и помощь беззащитным… в каждом действии… удерживать от злых поступков…»
— Твоим «учителям с сухим сердцем» я прочитала бы эти инструкции…
— Как живем-работаем, девчатки? — в толсто подшитых пимах Николай Николаевич вошел неслышно. — С нашей Узловой поздравляю. — Взглянул на Викторию: — Теперь, дочка, скоро. Да вы сидите. Сидите! — Взял от стены стул и сел у стола сбоку. Тяжело положил руки на стол. — Я ж ненадолго.