— Эх, перейти бы к ним в вагон. Не то что эти, под нами, — вроде «земгусаров», с утра в карты лупятся.
— Подопечного своего не бросите. Наколдовал вам Вениамин Осипович.
Загорелый парень в кожанке, накинутой поверх полосатой матросской рубашки, старательно выводил что-то на старорежимно белом листе бумаги. Ответил хмуро:
— Направлен к вам доктор. Чего бежали? — И уж вовсе раздраженно: — Через вас кляксу поставил.
Виктория быстро наклонилась, слизнула кляксу и уже открыла дверь.
— Э-э, товарищи, вопросик! — Матрос разглядывал бумагу восхищенно, и так же взглянул на Викторию (у него не было хитрого опыта гимназии): — «Принетый» или «принятый» писать?
— При-ня-тый. Буква «я».
Обратно бежали еще быстрее.
В проходе стояла певунья в пальто и косынке, с узлом и корзиной в руках. Сквозь крик малыша Виктория расслышала чужой женский голос:
— Тут ни лекарства, ни самая хорошая девушка…
— Софь Григорьна велит — слушать надо, как хошь! Вона и Витя твоя.
Немолодая женщина в белом халате сидела на лавке солдата; Дуня, морщась, всхлипывая, неверными руками старалась завернуть сына:
— Оюшки, Витечка, оюшки! Что скажешь?
— Медичка? С какого курса? — Усталые, очень близорукие глаза в мохнатеньком ободке ресниц успокаивали. — Артачится ваша Дуня, а надо остаться у нас, пока Сашу вылечим. Иначе мальчика можно потерять.
— Ну конечно, оставить! — «Ведь и в голову не пришло!» — А сейчас как он?
— Пока прямой угрозы не вижу, но — искусственник, и дальше в этих условиях…
— Ох, конечно!
— Да как я после отседа выгребусь-то?
— Господи, отправят. Сейчас в Ортчека зайдем…
— А кормиться сколь ден, а угол-то, оюшки?..
— Устроим. У меня в крайнем случае. А паек…
— Что уж вы, Софь Григорьна! — вступила певунья. — При такой вашей великой службе спокой нужон. Мово-то через две еще недели, дай бог, с госпиталя выпишут. — Властно прикрикнула на Дуню: — Собирай-ка барахлишко, поворачивайся.
— Витечка! Как скажешь, Витечка?
— Что скажу? Давайте документы, литер, все, — в Чека сейчас договоримся. Все очень хорошо, очень. Понятно? Собирайтесь, быстренько.
Матрос теперь сразу отозвался дружески. Для скорости Виктория собственноручно записала ему сведения о Дуняше. На опустевшей платформе ее ждали все, кроме певуньи. Дуня, прибранная, ожившая, объяснила тихо:
— Побежала к золовке сумеж тута, чтоб с багажом подсобили. А глянь, уснул на ветерке. Дохтур вылечить обещается.
— Как я вам благодарна, Софья Григорьевна! Так благодарна…
— Выдумали! Работа моя. А вы молодчага, по нашей специальности пойдете?
— Я хирургом…
— Айдате, милые. Карета подана, товарищи!