Председатель замахал колокольчиком, по залу все громче говор, но высокий голос не утонул:
— …Мужское население истреблено поголовно, сожжены целые деревни — женщины, дети…
Президиум поднялся со стульев, шум в зале нарастал.
— Порки, виселицы, пытки… Тысячи без крова перед зимой…
Из рядов выскочил на эстраду бородатый, начал стаскивать девушку с кафедры. Она вырывалась, крикнула:
— Это не народное правительство!
Двое из президиума кинулись к ней и вместе с бородатым подняли и потащили ее к двери позади кафедры.
— Насилие!
— Жандармы!
Несколько человек, среди них долговязый Сережа, бросились на эстраду. Наперерез им сбоку выскочили четверо, завязалась борьба. Весь зал ревел. Виктория рвалась на помощь, продиралась, толкалась, отбивалась. Ее дергали за косы, кто-то толкнул в спину, — казалось, дерутся все со всеми.
Дверь за кафедрой раскрылась, кого-то проглотила и захлопнулась. Сережа с друзьями колотили кулаками, наваливались плечами, били ногами — дверь не поддавалась. Сережа с разбегу вскочил на стол президиума (неизвестно когда и куда исчезнувшего!), затопал рыжими сапожищами, замахал руками. Шум немного спал.
— Возмутительное насилие. По какому праву, куда утащили Елену Бержишко — нашу студентку? Немедленно выбрать комиссию…
— Правильно!
— Кандидатуры?
— Георгия Рамишвили…
— Рамишвили! — повторило несколько голосов.
Кто этот Рамишвили?
Внезапно оглушили темнота и тишина. Потом кто-то вскрикнул: «Господи!» — и сорвался в плач. Стало жутко. Грохнуло что-то на эстраде, загудели вокруг, закричали.
— Товарищи! Без паники. Спокойно расходиться, — металлом зазвенел во тьме голос. — Не поддаваться на жандармские провокации. Спокойно. Не спешите.
— Георгий, — сказал тихо кто-то рядом.
Молча выходили из аудитории. Виктория не нашла красноярцев в темноте, в толчее.
Похолодало, поднялся ветер. Красные полосы на сизых облаках погасли вдруг. Темнеющие улицы, тени прохожих казались затаившимися, смятенными. Неприятно идти одной. Когда кстати бы — не встречает. Там, в газете, знают всегда больше. Почему жандармские методы? Куда утащили Елену Бержишко? Арестовали? Что с ней? Вот и черная реакция… И чего, правда, обиделся? Кто виноват? Рассказывал про восстание, показал газеты в белых пятнах и полосах. «Цензура — куда до нее царской. Скоро сплошь белые листы пойдут». Потом пристал: «Что в университете у вас?» А ничего вчера не было особенного. «Ну все-таки, впечатления, люди?» — «Обыкновенные». И начал свои драматически-иронически-загадочные колкости. Разозлил. Попросила не очень-то ласково: