— Бешеная сенсация! Совет десяти созывает мирную конференцию. Приглашает все правительства, существующие на территории России. Вы понимаете?
— Нет.
— Ну, боже мой, мирная конференция. На Принцевых островах.
— И что?.. Может быть мир?..
— Пока перемирие. Но во всяком случае…
Именно об этом папа думал? Нет, тогда еще…
— Неужели все кончится?
— Не сразу, конечно, а все же… это — событие.
О событии говорили везде. В университете чуть не до драки спорили: поедут на Принцевы большевики или нет? И что будет, если поедут? Юристов занимало какое-то «признание» или «непризнание» большевиков.
Крутилин сказал:
— Разве могут бандиты пойти на переговоры?
Анна Тарасовна даже руками всплеснула на ее вопрос:
— Да як же ж большевики не схотят миру? Без перестану воевать и воевать народу? Порушено все. Надо и хозяйство свое в порядок поставить.
— Большевики по необходимости воюют. Защищаются, — сказала Настя.
Может быть, правда — встреча с отцом и Оленькой близко? Близко мир? Конец войне, жестокому времени, опустошению ненавистью?..
Неожиданно Наташа и Нектарий сошлись во мнении. Он ответил матери:
— Не тревожьтесь политикой — не дамское это дело. И ровно ничего из этой затеи не будет.
Наташа сказала:
— Он прав. Дело вовсе не в согласии большевиков. Мира еще подождать придется.
Трудно расставаться с надеждой…
И вдруг Станислав Маркович примчал еще более «бешеную сенсацию»: большевики сообщили по радиотелеграфу, что готовы принять участие в мирной конференции, хотя и не получили приглашения. Запрашивали, когда и куда направить делегатов.
Уже ни у кого ничего не спрашивала. Ждала. А большевики взяли Киев, Белебей и Уральск. И на западе что-то… Не удержалась, подразнила Крутилина:
— Большевики-то пошли на переговоры. Интересно, как другие правительства?
Он поморщился:
— Разве можно вступать с ними в дипломатические отношения?
Ах, вот оно что.
Шли дни. Новых сообщений не было. Снова приходилось набираться терпения надолго.
Хотела уйти из анатомки пораньше. Суббота. Ждут. Больше всех Петрусь. Глянула в окно: так и крутит, носятся белые смерчи. Не пройти будет берегом. Замело, и дороги не увидишь. Придется уж утром. Сказала Сереже:
— Поточите-ка еще ножички.
— Я и то думал — куда вам в такую погодищу.
Визжали ланцеты, из коридора послышался хриплый крик Никодима Антипыча:
— Не пущу! Носит оглашенных в этакую пору, — и сам гишпанец просунул голову, повязанную «а ла тореро» красным фланелевым лоскутом: — Вас тут спрашивают.
К кому это относилось — не понять. Сережа, грохоча сапогами, помчался за ним и тут же вернулся: