Два чемодана воспоминаний (Фридман) - страница 18


Едва затворив за собою дверь цветочного магазина, я увидела отца. Я подбежала к нему и потащила за угол.

— Что ты здесь делаешь?

— Жду, что на меня вот-вот налетит дикарка с цветочным горшком в руках, — отвечал он, разглядывая желтые примулы, которые я прижимала к груди.

— Получила от хозяина, — объяснила я. — Потому что поставила сегодня рекорд: шесть венков за одно утро.

— Так много?

— Да, умирать стало очень модно. Ты и представить себе не можешь, что ты пропустил. Текст на одной из лент был такой: «Покойся, душа, в ожидании сладостнейшего назначения». Тебе это ничего не напоминает?

Мы шли к югу, в сторону Шельды. Интересно, что делал отец рядом с цветочником, подумала я, не спрятаны ли где-то неподалеку его чемоданы? Но, ни о чем не спрашивая, повисла на его руке и стала рассказывать о своей работе у Калманов, их строгих жизненных правилах, моей нежной любви к Симхе и Симхиной любви к уточкам.

Когда я кончила, отец сказал:

— Плохо, что хасиды кажутся характерными представителями иудейской религии не только гоям, которые страшно довольны, что могут узнать еврея издали, по одежде, но и самим евреям. В этом есть что-то от ностальгии. О чем, черт побери, они тоскуют? О Средневековье?

Я возмутилась и бросилась защищать Симху Калмана.

— Ты не можешь не признать, что хасиды, сохраняя древние традиции, помогают иудаизму преодолеть трудности.

Отец рассмеялся:

— Древние традиции? Совсем наоборот! Во времена греков евреи носили греческое платье, в арабском государстве одевались как мусульмане, в Италии эпохи Ренессанса — как итальянцы, а в Голландии — как голландцы. Убранство их синагог в Испании времен мавров почти не отличалось от убранства мечетей. Зато в Германии, при Лютере, синагоги были скромнее протестантских кирх. Веками влияли евреи на свое окружение и вдохновлялись им. И менялись под влиянием окружения, от Филона Александрийского до Эйнштейна, от Маймонида до Фрейда. Ассимиляция и связь с окружающим миром помогли евреям выжить. А хасиды со своими пейсами, лапсердаками и замшелыми идеями окарикатурили самих себя. Хасидизм — порождение европейских гетто, столетий замкнутости и унижений. Хасиды носят тюремную одежду, доставшуюся им от прошлого. Зачем? Я ведь не ношу полосатую робу, которую на меня надели в Маутхаузене? И сегодня ни один еврей, если у него с головой все в порядке, не нацепит на грудь желтую звезду!

— А ты не преувеличиваешь?

— Но ведь так оно и было! Стены гетто давно разрушены, но твои святые хасиды выстроили их заново. И не воображай, что сможешь хоть на йоту изменить маленького мальчика, с которым ты ходишь гулять в парк. Даже и не пытайся. Хочешь раздразнить привязанного жеребенка запахом молока? Кто дал тебе на это право? Уж точно, не сам жеребенок.