Сломанные крылья, шёлк одежды, снова — крылья. Леон отдёрнул руку, боясь дотронуться. Смешно, но, оказывается, она ещё осталась внутри — детская робость, страх навредить. Кажется, будто одеяние соткано из сотен, тысяч ещё живых бабочек, прикоснёшься — и они осыплются на землю мёртвым грузом. Не останется ничего — один только пепел.
Так глупо и ненужно сейчас звучат едва слышные слова:
— Не уходи. Хотя уйдёшь — что с того? Я всё равно тебя найду.
То ли угроза, то ли обещание. А может, и то, и другое вместе. Ди всё ещё смеялся взглядом, пусть и сохраняя при этом прежнее отстранённое выражение лица. Как же бесит чувствовать себя рядом с ним ребёнком — глупым, неловким. Не желающим принять и тысячной доли того, что сам граф воспринимал как само собой разумеющееся.
Сердце, кажется, не билось вовсе, когда Леон протянул руку к словно призрачной фигуре. Широкая ладонь замерла в считанных сантиметрах от тонкого запястья. Ди смотрел выжидающе, даже, пожалуй, с интересом — хватит ли сил сдержаться?
Одно короткое прикосновение, почти неощутимое — и отдалённый перезвон, смешанный с шелестом множества крыльев.
— Я…
Люблю тебя? Хочу быть рядом? Слов нет — и они не срываются с губ. Лишь слегка подрагивают под ладонью тонкие пальцы со слишком длинными ногтями.
Похож на ту бабочку. Такой же хрупкий. И так же быстро исчез, словно и не существовал никогда. Полгода, год — и Леон с трудом вспоминал такое знакомое лицо, боясь однажды забыть окончательно. Вся жизнь — та серая улица, где есть тени, но нет людей. И одно яркое пятно в ней, которое невозможно удержать в руках.
— Когда-нибудь я найду тебя, слышишь? Не надейся так просто отделаться.
У бабочек-однодневок нет «потом» и «после». Есть только «сейчас» — и ничего больше. «Сейчас», когда тому, кто всю жизнь считал себя храбрым, едва хватило сил шагнуть навстречу — и прикоснуться губами, и снова отпрянуть, как от огня. Не получить ответа, лишь увидеть лёгкую тень грусти в разноцветных глазах. И почувствовать, как раньше, ладонь, упирающуюся в грудь и готовую столкнуть за борт.
— Я не отпущу тебя.
— Даже если я упаду вместе с вами?..
Проснуться. И долго пялиться в потолок, словно там обнаружилось что-то, требующее внимания. Встать, всенепременно споткнуться по пути в ванную — и жадно глотать воду из-под крана, слегка жалея, что вместо водопровода не додумались изобрести пивопровод. Почти злиться на того, кто посмел приоткрыть двери в мир, куда нет хода людям — и тут же захлопнуть перед носом, оставив в памяти лишь шелест крыльев и яркое пятно на заляпанном стекле автомобиля.