— Слушай и не перебивай, — отец говорил быстро, но чётко, поминутно оглядываясь на спящих у двери стражей, — Элори согласна принять твою судьбу на себя. Как только мы уйдём, уходи отсюда. Дождь укажет тебе дорогу к морю; у причала тебя встретят и отвезут домой.
Домой… сердце забилось быстрее, стоило представить: впереди, за кормою корабля, покажется полоска знакомого берега, родной залив, похожий в синеватой дымке на полумесяц. Прервало прекрасное видение суровое лицо Незрячей, и Шантия склонила голову, извиняясь за минутное малодушие.
Нужно быть сильной. Ради семьи.
— Не бойся, сестрёнка, — по-своему истолковала её молчание Элори. — Людской вождь хотел в жёны дочь знатного рода, не именно тебя. Ты боишься людей. Я — нет.
Она продолжала говорить, но Шантия не прислушивалась более ко всё новым и новым доводам, сыпавшимся из уст двоюродной сестры. Новый голос звучал в её голове — теперь не богини, но спящей нынче Линетты. Бесхитростной малышки, так радовавшейся предстоящей свадьбе. Да, потомки великанов знают, что такое ложь, но разве может дитя искренне восхищаться чудовищем? Быть может, в своём страхе она, будущая королева, подобна глупому ребёнку, видящему угрозу и в собственной тени. Разве не сама она придумала себе ужасных монстров, коими люди не проявили себя ни разу?..
— Беги к морю. Богиня защитит тебя, — чуть слышно промолвила мать, накидывая поверх тонкого платья дорожный плащ и подталкивая Шантию к дверям. Всхрапнул и перевернулся на другой бок, но не открыл глаз седой варвар; а если проснётся?
Беги, беги — будто наяву, звучал отчаянный голос, её собственный. Будто всё внутри молило: забудь о клятвах, забудь обо всём — уходи, пока ещё можешь, пока дракон не запер тебя под замок в своём облачном замке. Пусть займёт твоё место та, что не тяготится сделанным выбором, а ты — ты вернёшься на острова…
Нельзя быть таким ребёнком. Нужно отказаться от бегства — уже сейчас, выйти навстречу своим страхам. Лишь столкнувшись с ними лицом к лицу, можно освободиться от цепей; те же, кто бежит, не достойны ни уважения, ни жизни, ни даже права называть себя детьми ослеплённой богини.
Но вместо решительных слов — дрожащий шёпот:
— Ишхан останется?
Умолкла мать, отведя глаза, и вновь заговорила Элори:
— Тебе не стоит думать об этом. Поверь, я не дам людям причинить ему вред.
Мать, отец, сестра — они спасали не младшего ребёнка, не того, кто действительно достоин такой помощи, а её. Шантия не могла поверить: неужели её страх столь заметен? Неужели даже самые близкие люди считают: она не справится с возложенной на неё задачей? Маленький брат, дитя, может отвечать за себя сам, а она — нет?!