Жизнь длиною в сон (Серебрянская) - страница 8

Вы всё ещё думаете, что это сон?..

Возникли перед внутренним взором смеющиеся чёрные глаза, и Оркотт тихо выругался. Нет, не сон, скорее — наркотические глюки. Странно, вроде бы он не ощутил укола… Ничего. Вот проснётся, и появится новая цель жизни: поймать чёртову азиатку и запихнуть за решётку. Желательно на пожизненное.

Это ваша новая жизнь. Наслаждайтесь, мистер Оркотт!

— Да чтоб тебя! — Леон треснул кулаком по стене и тут же, закашлявшись, направился прочь: прохожие уже начинали коситься на странного человека, ни с того ни с сего начинающего говорить с самим собой и ругаться в пустоту. Да, в реальности много хреновых моментов… Но та жизнь была действительно его, а не какого-то неведомого доктора.

Вам что-то не нравится? Как грубо! Я ведь стралась… К тому же, доктор Оркотт никогда не встречал человека, именующего себя графом Ди. Вас что-то беспокоит?

«Беспокоит»?! Оказавшись в чужой стране, уже волей-неволей нервничаешь, а здесь всё гораздо хуже — чужое тело, чужая жизнь.

Почему же «чужая»? Ваша, если бы всё было немного по-другому… Вы хотите отказаться от моего подарка? Нет уж! Получайте!

«Сама у меня получишь. Дубинкой по голове. За эти херовы фокусы». Да, никогда не знать грёбанного китайца, конечно, заманчиво. Вот только один нюанс. Он, Леон Оркотт — полицейский, сирота, у которого есть младший брат Кристофер. Не неведомый кардиохирург.

Какой же вы придирчивый! Неужели так сложно радоваться тому, что есть?

— Где ты, тварь?! — Леон схватился за голову. — Покажись!

Сон, глупый сон, который скоро закончится.

Вы правы, мистер Оркотт. Закончится. Совсем скоро.

Леон приободрился, пусть и мелькнуло подозрение — что-то здесь не так. С чего вдруг проклятая азиатка стала такой сговорчивой? Может, заканчивается действие наркотика? Вот сейчас отойдёт — и девчонке, вздумавшей с ним шутить, не поздоровится.

— Я здесь!

Голос прозвучал наяву — и Леон вскинул голову. Весь мир сузился до ярко-синего пятна на противоположной стороне улицы. Ничего, сейчас он схватит эту дрянь, хорошенько набьёт ей морду — бить женщин, конечно, последнее дело, но ведь это всё равно сон!

Пронзительный гудок, удар — и небо с землёй поменялись местами. Леон не сразу сообразил, что произошло — в считанных сантиметрах от лица просвистели колёса, вывернутую руку и затылок обожгло болью. Девушка в синем платье, которую он принял за ту самую азиатку, завизжала — тонко, на одной ноте.

Кардиохирург Леон Оркотт скончался в возрасте тридцати лет, на следующий день после своего юбилея. Какая незадача. Почему не на день раньше? Умереть в собственный День Рождения так драматично, не правда ли?