Часть I. «Я СЕГОДНЯ ВОЮЮ ПЕРОМ»
Кажется, что сейчас откроется дверь... и раздадутся его тяжелые шаги. Он войдет со своей полевой сумкой, висящей сбоку на ремешке, сядет на диван и положит ее рядом. В этой сумке — я уж это знаю хорошо — лежит начало, а то и конец его новой повести.
Эта сумка всегда была с ним, словно хранил он в ней собственную душу.
Я. Фраерман. Любимый писатель детей
ДЛЯ ФРОНТА, ДЛЯ ПОБЕДЫ
А давай-ка, Светлана, возьмем мы из-за печки мою походную сумку...
Аркадий Гайдар. Голубая чашка
Аркадий Петрович выскользнул из-под одеяла. Быстро и бесшумно, по давней армейской привычке, оделся. Взял со стула ремень с командирской пряжкой и на цыпочках вышел в коридор.
В ванной комнате он умылся. Причесал коротко стриженные волосы. Пройдя на кухню, выпил кружку холодной воды. И, довольный тем, что никого в такую рань не разбудил, тихонько отомкнул замок и очутился на лестничной площадке.
Здесь Аркадий Петрович взглянул на часы — двадцать минут седьмого. В самый раз.
По Большому Казенному переулку Гайдар спустился на улицу Чкалова, повернул направо, к Курскому вокзалу.
На привокзальной площади собралось много народу: штатские, военные, дети, женщины. Здесь смеялись, плакали, угощались на дорогу, пели под гармошку, где-то в стороне гремел духовой оркестр.
Отъезжающие — на прощание — держали на руках сонных в этот ранний час детей; перекрикивая музыку и неумолчный гул, спешили что-то сказать напоследок.
Внезапно, словно по волшебству, смолкли все оркестры и баяны. Командир с орденами, поднявшись на возвышение, прокричал в жестяной мегафон команду.
Площадь замерла... Затем тут же пришла в торопливое движение. Те, кто уезжал, снова стали прощаться, но уже поспешно и отрешенно, словно очутились вдруг за какой-то незримой чертой. И площадь медленно колыхнулась в сторону платформ и стоящих на путях эшелонов.
И Гайдар вспомнил: в августе четырнадцатого года, когда ему было десять лет, он бежал за ротой, с которой уходил на войну отец. Отец был в длиннополой шинели, папахе, с тяжелой винтовкой на плече. А он, мальчишка, не спускал с отца глаз и думал: «Неужели папку могут убить?» И вдруг не выдержал и со стоном зарыдал.
С той поры Гайдар терпеть не мог проводов, на себе много раз испытав: легче ехать на фронт самому, чем кого-то провожать.