«Это Кальтенбруннер — коала?» — мысленно усмехнулся Гесслиц: ему было известно, что до своего назначения в РСХА Кальтенбруннер курировал австрийские концлагеря, где пленных истребляли так называемым промышленным методом: шестью разными способами на выбор, включая газовые камеры, — недаром Канарис называл его гориллой с руками убийцы.
Гесслиц еще долго слушал болтовню Небе, потягивал коньяк и терпеливо ждал, когда тот наконец перейдет к делу, ради которого его вызвал.
— Как вам коньяк? — спросил Небе.
— Неплохой, — признал Гесслиц. — Но я всегда предпочитаю пиво.
— О, может, хотите «Бэрен Бокк»? Кажется, есть пара бутылочек. Правда, теплое.
— Благодарю вас, группенфюрер. Вы очень внимательны. Но смешивать коньяк с пивом — дурное дело. Тем более в рабочее время.
— С французским — даже аристократично, — улыбнулся Небе. — Ну, как знаете… Так о чем я? Ах, да, мой обед с Кальтенбруннером. Сейчас, после падения Орла, всех охватило смятение. Вот и обергруппенфюрер… он ведь никогда не сомневался. Мда… Иногда мне кажется, Вилли, что предателей надо ловить не на улицах, а в собственных мозгах. У нас с вами сложились доверительные отношения. В наши дни это дорогого стоит, особенно если они проверены годами. Я вам вот что скажу: если после этой войны границы рейха сохранятся на уровне тридцать третьего года, можно будет считать, что стране просто крупно повезло. Это не моя мысль, хотя я с ней согласен. Это витает в воздухе. Вот я и думаю: если подобные мысли родятся в голове такого глухого аппаратчика, как Кальтенбруннер, то что тогда творится в армии? Тем более что надежды и на такой исход маловато. Ясно, что русские полезут дальше. И как ни крути, есть только две надежды, на которые можно опереться: благоразумие англо-саксов и чудо-оружие, о котором все бренчат, но никто ничего толком не знает.
Небе подошел к окну, зачем-то выглянул на улицу и, заложив руки за спину, вернулся на место.
— На этом фоне у нас идет какая-то невнятная, загадочная возня. Все суетятся, всем не по себе. Мой заклятый друг Мюллер неожиданно получил задание от высшего руководства набрать целый эшелон консервов. Причем не мертвых, как это бывало, а живых. Их отправят куда-то в Белоруссию. Я спросил у обергруппенфюрера, с какой целью мы собираем их по лагерям? Он не знает. Предположил только, что там готовится какой-то эксперимент. Понятно, что Кальтенбруннер просто ретранслирует приказ, никто не хочет с ним советоваться, однако и он проснулся. Ему не нравится выступать в роли безвредного болвана. Кстати, этот же приказ предусматривает привлечение к охране проекта, наряду с гестапо, и нашего ведомства. Хотите еще коньяка?