Депеша из центра явилась для него полной неожиданностью. Никак не мог он объяснить себе ее содержание: «Задержать отправку конвоя — точка — к вам срочно едет Давыдов — точка — Имеет все полномочия и директивы — точка — Рытвин — точка!» Савин вызвал заместителя.
— Ну и что ты на это скажешь.
— Не могу понять, товарищ комендант. Инспекция, что ли? А что еще может быть?
— Инспекция, говоришь? Так вот, ни с того ни с сего? Объясни-ка мне, Савчук, что должны значить эти слова: «имеет все полномочия и директивы»… А ты знаешь, кто такой Давыдов? Правая рука шефа! А видел, кто подписал депешу? Рытвин! Сам шеф, лично! Ой, Савчук, чует мое сердце, добром это для нас не кончится. Ну, инспекция так инспекция! Мы тоже сумеем к ней подготовиться. Особенно с этим Деренем не церемонься. Делай что хочешь, а до приезда Давыдова мы должны его сломать. И проверь все вокруг, а я у себя посмотрю. Надо с бригадирами поговорить, бараки обыскать. Работа, порядок в Калючем должны быть, как часы.
Близился к концу все еще сухой и жаркий август. Вместе с ним потихоньку уходило короткое сибирское лето. На белоствольных березах пожелтели первые листочки. Наступила пора ягод, грибов и кедровых орехов. Из-за долгого отсутствия дождей их было в этом году меньше обычного, да и у людей, которые трудились с рассвета до заката, без выходных, не было времени их собирать, сделать зимние запасы.
Так что приятной неожиданностью стало для всех сообщение бригадиров о том, что следующее воскресенье объявляется нерабочим днем. Это был первый свободный день с начала войны. Несмотря на усталость, желание отдохнуть и массу накопившихся дел, большинство договаривалось назавтра идти по грибы и ягоды. Бригады возвращались в бараки оживленные, весело переговариваясь. Какое это приятное ощущение, когда ты знаешь, что завтра весь Божий день целиком отдан тебе, и ты можешь распорядиться им, как хочешь! Все спешили в бараки, чтобы побыстрее заняться своими делами. Но у ворот поселка людей ждал один из помощников коменданта и направлял их всех на плац у комендатуры. Как в тот день, когда началась советско-германская война. Что-то чрезвычайное опять случилось.
На помост вместе с комендантом Савиным поднялись двое посторонних людей, которых в Калючем никогда прежде не видели. Один в гражданском, в очках, с полотняной папкой под мышкой. Другой был офицером НКВД. В хорошо пригнанном мундире, в начищенных до блеска сапогах, высокий, он приятно отличался от опухшего от пьянства Савина. По тому, как Савин перед ним лебезил, все догадались, что это большое начальство и что он теперь тут главный. Офицер ждал, пока все соберутся, а может, просто делал паузу для большего эффекта: