— А за морем тем, за океаном?
— Япония. А за Амуром — Китай.
— Люди, так нас, может, японцам или китайцам отдадут!
— Сдурел! Японцам?
— А что? Почему нет? Мог же Запад или, скажем, Америка за нас слово замолвить! Вот, чтоб назад не возвращаться, довезут нас Советы до Китая или Японии, а как война кончится, мы оттуда в Польшу вернемся.
Вши появились в эшелоне неожиданно, как с неба свалились. И сразу всех возможных видов, которые кормятся на людях: головные, платяные и даже лобковые. Поначалу люди стыдились этого паскудства, и никто в завшивленности не признавался. Каждый тайком пытался от них избавиться. Но в вагоне нельзя было ничего скрыть. Вскоре матери, уже не стыдясь друг друга, укладывали на колени детские головенки и искали, искали, искали. Потом бабы искали друг у друга. Выстругивали густые деревянные гребни и вычесывали эту мерзость. У старого Малиновского была ржавая машинка, которой он наголо выстригал мужикам головы. Не все на это соглашались, голова мерзла. Люди снимали одежду и ногтями давили насекомых, так что кровь брызгала. Садились вокруг раскаленной докрасна печки и выманивали из подпаленных швов охочих до тепла, жирных, раздувшихся от людской крови паразитов.
— Надо что-то делать, пока нас вши совсем не заели!
— Не дай Боже, еще какую заразу притащат.
— Сыпной тиф или брюшной… У русских всегда вшей было полно. Помню, в первую мировую, как мы в плену там были, вшей было — о-го-го!
— Успокойтесь, наконец, Малиновский, с вашим русским пленом!
— Данилович, ты комендант вагона или нет? Сделай что-нибудь, конвою сообщи, что ли…
Данилович сообщил о нашествии вшей помощнику коменданта.
— Говоришь, вши вас заели? Нехорошо, нехорошо. А мне казалось, поляки такой культурный народ. Гигиену надо соблюдать.
— Гражданин комендант, опять шутки шутите? — мрачно поинтересовался Данилович.
Толстяк отозвался уже серьезно:
— Вши, вши, не только в вашем вагоне они есть. Подумаем… Наверное, в баню вас надо.
— А можно вопрос, гражданин комендант?
— Спрашивай, спрашивай. Спросить всегда можешь.
— Что с нашим Зелеком? Столько дней уже не возвращается, а в вагоне его вещи. Его, жены…
Толстяк машинально потрогал разбитый нос и сердито буркнул:
— Под трибунал твой е… Зелек пошел! Под трибунал! А что вы себе, господа поляки, думаете, что на советскую власть можно вот так безнаказанно нападать? — Толстяк стукнул себя кулаком в грудь, — думаете, по морде ее бить можно? Под трибунал пошел твой Зелек, под трибунал! — и, уходя, бросил: — Вещи перепиши и сдай охране.
В Новосибирске состав подогнали по дальней ветке прямо к огромному зданию, напоминающему фабричный цех.