«Смерти невинных – кровавые двери во тьму! Чаша терпения переполнена! Храм осквернен! Нам места здесь более нет!»
Все написанное было продублировано трубным гласом, несущимся с хмурых, будто собирающихся разразиться бурей столетия, небес. Когда воззвание Сил Двадцати и Одной отзвучало, воцарилось оглушающее молчание, еще более удивительное из-за того, сколько народа собралось у стен храма.
Многозвучный, слитый в единый хор глас Сил отгрохотал и смолк, а надпись как полыхала в проеме врат, так и осталась, более того, она чудесным образом размножилась и теперь занимала все стены оскверненного храма.
Толпа продолжала безмолвствовать – онемевшая, безгласная, недоуменная, уже почти готовая взорваться новой чередой звуков, но вдруг шум – неприятное шарканье, скрежет, исполненные муки стоны раздались внутри оскверненного храма. Что-то или кто-то приближался к дверям.
Толпа дрогнула и подалась назад, как один испуганный человек. Сквозь дрожащее марево, полыхающее огненными словесами, явились они: два призрака печально-гневных прекрасных дев в окровавленно-белых одеяниях, плывущих над мостовой и просвечивающих призрачным светом. А следом, куда медленнее, плыла их подруга, чью плоть уже тронул след разложения, а кипенно-белый цвет платья потускнел и замарался бурыми подтеками крови.
– Виновен! Виновен! – простонали две призрачные девы, простирая руки к толпе.
– Виновен! – хрипло каркнула мертвая, продвигаясь вперед, и тоже простерла руку. Одну. Сжатую в кулак, лишь указательный палец был вытянут и точно указывал на того, от кого тут же отшатнулась толпа.
– На тебе наши смерти! Зачем?! – провыла в унисон троица, подступая к тому, кто и рад был бы сбежать, да ноги не могли сделать даже шага, словно намертво прилипли к мостовой.
Подошвами сапог к плитам храмовой площади прилип молодой мужчина в фиолетовом плаще с ранее одухотворенным, а ныне искаженным напряжением и ужасом лицом. Судя по острым кончикам ушей, не совсем человек. Он пытался вытащить ноги из сапожек, чтобы сбежать, но не тут-то было. Похоже, ноги его тоже прилипли к месту.
– За что? – снова завыли призраки, закашлялась прекрасная мертвячка.
– Я не хотел ваших смертей! Все должно было быть не так! – выкрикнул парализованный ужасом и магией виновник, бешено вращая глазами. – Они должны были остановить! Позвать! Понять!
Но призраки и зомби не вняли этим, вне всякого сомнения, логичным для остроухого доводам, они все так же обступали жертву и тянули к ней скрюченные пальцы: разорвать, отомстить, покарать. К завывающим вопросам «за что?» прибавились стоны: