Хотя он был уверен, что и Надька ни за что не нажмет на спусковой крючок.
А значит, надо лишь разозлиться! И, все-таки, двинуть ей в хавало…
— Как же ты посмела, паскуда?! — он сделал шаг. И тут же получил в лицо страшный удар. Зашатался, ухнулся на пол. Но скорее, все-таки сел, чем упал. Нос и рот мгновенно наполнилось соплями, в глазах он почти физически ощущал крупные зерна соли… Недаром Надька держала пистолет в левой руке. В правой, оказывается, прятала, сука, газовый баллончик!
— Встань! — Она пнула его ногой. — У тебя всегда была скотская привычка недослушивать людей… Да встань, тебе говорят! Хочешь еще порцию? Тогда сутки не оклемаешься!
Он знал, что Надька врет про сутки. Но и знал, что в ближайшие полчаса полностью в ее власти… Поднялся — башка разламывалась!
— Левее, левее… Дверь левее!
И сама закашлялась… Так тебе и надо! Нашел дверь, наощупь, по памяти прошел коридор, буквально вывалился на улицу… Любил он во время пьянки, благодушествуя и мирно балагуря, сказать сидящим рядом друзьям:
— Все-таки, что с нами бабы делают?! — Это когда Надька вносила, например, офигенно зажаренного поросеночка.
Теперь эти слова оказались вещими!
На полмгновенья сумел разлепить глаза. Успел увидеть лавочку, врытую в землю, сел тяжело, вздрогнув брюхом и оплывшей грудью.
— Ладно, не прикидывайся! — услышал он Надькин голос. — Так вот, прежде чем идти войной, надо узнать, что тебе предлагают. — Она остановилась, то ли чтоб передохнуть, то ли чтоб Борис получше мог врубиться. — Дом, квартира и Коктебель стоят не больше трех, трех с половиной миллионов, согласись! Я тебе даю как минимум семь. В смысле сто тысяч «зеленых». И десять тысяч «деревянными» на самые первые расходы. Вот здесь кладу, на лавочке. — Она поставила его любимый походный баул. — Там еще рубашки, трусы, носки, прочая хренотень… Через двадцать минут чтоб тебя здесь не было! И запомни, Боря… Ну тебе не фига объяснять, ты меня знаешь! Только попробуй что-нибудь, я на тебя таких полканов спущу!
* * *
Не надо думать, что это все ей далось легко… Однако далось! И к чему-то подобному она была готова — знала Бориса с его нюхом звериным: припрется, когда не ждут. Поэтому ждала. Еще ночью вчера выскользнула из постели от спящего Севочки, собрала в кожаный любимый Борисов баул все, что считала нужным и возможным ему отдать. И еще пару блоков «Мальборо», которые оказались в баре. И еще зажигалку, прекрасную, ронсоновскую, — свой подарок на прошлый Новый год. И еще газовый баллончик — мощный, почти как газовый пистолет. Баллончик этот Борис постоянно таскал в кармане. Но главное, деньги… Многовато — сто тысяч, многовато! Хрен с тобой, бери — так Сева решил. Эти лишние двадцать-тридцать кусков «зелени» ей же потом на небесах и зачтутся.