Водитель Рыкова, старшина милиции Василий Хмель, молодой, с тонкими чертами лица парень, уверенно себя чувствовал среди лабиринта улиц и через какое-то время остановился у массивных ворот следственного изолятора. Охранник тщательно проверил документы, созвонился с дежурным и разрешил въезд автомашины во внутренний двор. На входе в административное здание их встретил начальник следственного изолятора, худощавый, среднего роста подполковник. Сделав доклад Рыкову, он проводил прибывших к себе и предложил допросить Цердаря в его кабинете. Федор Федорович согласился и попросил доставить арестованного. Через минут пятнадцать конвоир ввел его в кабинет, а сам остался в коридоре. Рыков внимательно рассматривал доставленного. Многодневная щетина, появившаяся на обрюзгшем лице, изменила внешность Цердаря до неузнаваемости. Угрюмо поглядывая то на Федора Федоровича, занявшего место начальника СИЗО, то на Гария Христофоровича, расположившегося за приставным столиком, он молчал. Предложив ему сесть на стул у стены, Рыков заметил:
— Да. Чувствуется, что озлобленность ваша, Цердарь, дошла до предела.
— Озлоблен я или нет — это мое дело, — угрюмо отозвался арестованный.
— Верно. Это ваше дело. Но, несмотря на скверное настроение, вам придется ответить на наши вопросы.
— Я уже говорил Давидюку, что категорически отказываюсь подписывать какие-либо документы, а также отвечать на вопросы.
— Но это же глупо, Цердарь. Занятая вами позиция не спасет от ответственности, а, наоборот, усугубит положение. Вы юрист и должны понимать, что, отказываясь от дачи показаний, тем самым отказываетесь от защиты. Изобличающих доказательств достаточно, чтобы суд признал вас виновным и вынес свое наказание. Так защищайтесь, — Рыков замолчал, выжидательно глядя на Цердаря. Тот, опустив голову, о чем-то размышлял. Давидюк просматривал уголовное дело, делая закладки на страницах, касающихся арестованного.
— Об этом я не подумал, — как бы про себя пробормотал Цердарь.
Рыков понял, что он избрал верную линию допроса, и решил вести разговор в этом направлении.
— А надо бы подумать. Легче всего замкнуться и дать все на откуп следствию. Для Гария Христофоровича легче, когда Цердарь молчит. Нет необходимости в дополнительных проверках, потому что молчание — это как бы согласие подозреваемого с теми обвинительными фактами, которые против него выдвигаются. Так защищайтесь по-настоящему, хотя бы возражайте, приводите свои доводы. Такая линия поведения не принесет вам вреда.
— Хорошо. Буду защищаться. Давайте ваши изобличающие факты, — предложил Цердарь.