— Входи.
И сам стремительно влетел внутрь, чтобы превратиться, переодеться в хвостовом отсеке и перехватить кофе с бутербродами. Посадка заняла не больше десяти секунд.
Рядом с Альвом сидела Фира: капитан решил, что после интенсивной работы по воскрешению искусственного интеллекта «Твиллега» ей необходим отдых. Юная королева улыбнулась ей:
— Здравствуй, старшая женщина!
Фира рассмеялась:
— Ты о моей маме, должно быть. Мы с ней очень похожи.
Встряхнула похожими на шлем черными волосами, протянула изящную руку для пожатия:
— Я Фира. Инженер Эсфирь Бьяника.
— А я — Альв Мадре, — капитан похожим движением отбросил за спину длинные волосы — для разнообразия светлые. Кивнул на кресло. — Вот и познакомились. Садись.
И поднял флаер в воздух.
Они летели на восток, к морю. Освоившись с легкой перегрузкой, Бранни во все глаза смотрела сквозь прозрачный нос и пол машины на проплывающие леса, полянки, речки в каменных рыжих берегах. Листья тронула желтым и коричневым подступающая осень, и хотя еще не облила мир своей яркой красотой, смотреть вниз было красиво и чуть-чуть страшно, так что слегка захватывало дух. Подошел Риндир, оперся на спинку кресла Бранвен. Она закинула к штурману восхищенное лицо:
— Как красиво! Мне раньше снилось иногда, что я летаю, но сейчас…
Он едва подавил в себе желание взъерошить Бранни волосы. Широко улыбнулся.
— Здорово, что тебе нравится. А дальше будет еще лучше.
Флаер приземлился за белой песчаной дюной, из гребня которой торчала лоза, шелестела узкими, подувядшими листьями, на солнце остро пахла яблоком. Прохладный ветер, насвистывая, гнал мелкий песок. Тот шуршал, словно тысячи невидимых лапок топтали берег. Над головой в густо-сапфировой вышине, пролетая, «ныкала» чайка: мелкая белая птица с коричневой головой и черными на концах серповидными крыльями. Но все эти звуки заглушал равномерный гул — неся на гребнях белопенные барашки, накатывалось и шлепало о берег волнами море.
Оно тоже было и густо-синее, и зеленое, и коричневое. Оно вмещало в себя разные цвета и звуки, выплескивало ракушки, гальку и пену. Завораживало и ритмичным колебанием волн, и соленым дыханием. Обволакивало дальний горизонт, прогибающийся чашей, смутный — когда неясно, где кончается море и начинается небо. Бранвен застыла, приоткрыв рот, не обращая внимания, что ветер шлепает ее собственными волосами по лицу и старается затолкнуть рыжие пряди в рот. Девушка сама превратилась сейчас в море и берег, слилась с ними настолько, что ментально невозможно было их разделить. Риндир замер в отдалении, босыми ногами в песке, боясь хоть чем-то нарушить такое единение. А Бранвен вдруг пробежалась по берегу и, как была, одетая, шагнула в прибой.