Контрабандисты убегали так же. Кто ближе и рискнул сунуться в густющий дым — через главный вход, разметав собственную баррикаду. Кому растекающееся лентами пламя и атронахи перекрыли дорогу — наверх по боковым лестницам, на второй ярус, еще не затронутый паникой и огнем. А когда занялось и там — на плоскую крышу или сквозь дыры наружу по стене. Со стороны это должно было выглядеть феерически: «утюг», вдруг окутавшийся паром, рвущимся из бойниц и щелей, готовый выгладить острые складки скал перед собой.
Потом в твердыню вошли легионеры, методично вылавливая оставшихся контрабандистов и цепочкой расставляя посты. Откупорили подвальные двери, стали выводить наружу рабов…
Аррайда поняла, что все это время боялась неудачи: что контрабандисты не поверят их хитрости, опомнятся, поймают на вранье, сообразят, что в Андасрэте, в общем, нечему гореть. Входная дверь не откроется, не удастся спасти рабов, отступащие сломают заслон из легионеров на крыше… уйдут, как вода между пальцами… Везение не может длиться бесконечно, однажды Аррайде придется за него заплатить. И когда все завершилось, страх этого — сжатый, глубоко запрятанный — обрушился, будто приливная волна. Наемница только успела отступить в пустую комнату. И скрещивая руки на стене и утыкаясь в них лбом, едва расслышала:
— Отпустило. Пусть поревет.
— Пусть.
* * *
Аррайде удалось умыться и даже поспать час или два в комнате Раисы в форте Пестрой Бабочки. Та вернулась, топоча сапогами, и сон закончился.
Хромой легионер принес миски с супом, деревянное блюдо с нарезанным хлебом и кувшин суджаммы. Пулия сама разлила ее по кружкам, сдула пену. Отхлебнула, заработала ложкой.
— Вот какое дело…
— Контрабандисты, что они говорят об идолах?
Раиса нахмурилась:
— Их допрашивает Имсин. Я не об этом. Рабы, которых ты освободила… — воительница отвела взгляд, уткнувшись в столешницу, и Аррайде подумалось, что это вот ничего доброго ей не сулит.
— А что рабы?
Наемнице не хотелось говорить о рабах. Хотелось поесть безвкусного супа и забиться в угол, поспать еще немного. И неприятно было, что Раиса видела ее плачущей. И, ясен свет, об идолах ей не скажут и на допросе присутствовать не позволят.
— Понимаешь, — тянула победитель, — по «Закону о перемирии» рабство разрешено в Морроувинде… Не то чтобы мы это одобряли, но закон есть закон… — собеседница покраснела, это было особенно заметно при ее светлых коже и волосах.
— Но их ввезли сюда незаконно. Вы же сами…
Воительница кивнула:
— Ну да. В этом и проблема. Фактически они есть, а юридически… их как бы не существует. Есть два способа легализовать их на Вварденфелле: обратиться за документами на въезд в Имперскую канцелярию Сейда Нина или за видами на жительство к герцогу Дрену. Но Ведам — сам крупный рабовладелец, его плантациям на Аскадианских островах всегда нужна рабочая сила. И он сперва потянет дело — ну что ему какие-то незаконные иммигранты, а потом они окажутся в тюрьме — за незаконное проникновение на остров — и на тех же плантациях. А Селус Эргала, — Аррайда припомнила старичка с аккуратной бородкой клинышком, — не может дать документы на въезд тем, кто попал на Вварденфелл незаконно. Он тоже обязан их задержать и подвергнуть тюремному заключению, а в результате те же плантации или рудники. И если даже я возьмусь опекать их, — Раиса перевела дыхание, — у Легиона нет средств кормить, одевать, содержать, короче, неопределенное время пятнадцать здоровых ртов.