– Верно, но они у меня уже есть.
– Это же просто посуда.
– Верно.
– И ты могла бы иметь другую посуду.
– Но у меня уже есть эта.
– Ты же единственный человек, который здесь живет.
– Ты тоже здесь живешь.
– Я живу там, а ты живешь здесь, – начиная возражать, Дин мотнул головой в сторону двери квартиры, а затем постучал указательным пальцем по столу. – Здесь. И это твои тарелки.
– Я это знаю.
– Так что если они тебе не нравятся, купи новые. Диана могла бы дать тебе целую коробку за полтора доллара. Да за эти деньги она, наверное, добавила бы еще пару щипцов для салата.
– Почему ты злишься на посуду? – спросила Эвви, скрестив руки на груди.
– А ты почему?
– И вовсе я не злюсь, – возразила Эвви.
Наступившую тишину нарушило шипение кофеварки.
– В жизни есть много вещей, которые ты не можешь решать сама, – наконец снова начал он. – Но эту вещь, я думаю, ты можешь решить, хотя и говоришь, что нет.
Эвви мысленно представила себе слишком хрупкие бокалы для вина, слишком маленький кухонный столик, слишком большой дом и душевую кабину в нем, хотя она лично предпочла бы ванну. Так много «слишком»! Да и она ли выбирала само место, где живет сейчас?
– Хорошо, – согласилась она. – Я куплю другую посуду. Обещаю.
Кофеварка разразилась громким писком. Эвви наполнила две кружки и поставила их на стол.
– Мой отец будет счастлив провести здесь некоторое время. Он любит бейсбол, но я взяла с него слово не говорить о нем. Если тебе интересно об омарах, он может рассказать о них все что угодно.
– Сколько лет он в этом бизнесе?
– Ну, он ушел на пенсию пару лет назад, а начал, когда ему было десять. Заниматься этим полный рабочий день стал, когда ему стукнуло семнадцать, я думаю. Итак… почти пятьдесят лет.
– А для тебя у него, наверное, нашлась хотя бы лодка с омарами?
– Когда я была маленькой, для девочек не поощрялось так много мяса омаров. Кроме того, я немного наблюдала за своим отцом. Это был довольно жестокий и неприглядный бизнес. Я никогда не видела его до школы, а потом он приходил домой, когда я уже готовила ужин.
– Господи. Что, в таком возрасте он не мог даже разогреть суп? – удивился Дин.
Она улыбнулась:
– Он так усердно и тяжело работал. Спина стала для него кошмаром из-за бесконечного вытаскивания ловушек. У него было несколько операций на спине. Отчасти из-за этого он и ушел на пенсию. Он всегда ревностно следил за тем, чтобы я была свободна в жизни. То есть могла делать все, что захочу. Жизнь есть нечто большее, чем восемьсот ловушек, говорил он мне.
– Восемьсот ловушек? – не поверил Дин.
– Вот сколько ловушек может быть у одного человека.