– Не положено, – сурово сдвинув брови, сказал князь Сергий ап Петр, и эти слова были понятны даже без перевода, – эти девочки – будущее клана Рохан и всего нашего народа, и таскать тяжелые корзины на промозглом морском ветру – не лучший способ сохранить их здоровье…
Потом он через Виктора о чем-то переговорил с капелланом. Тот говорил на латыни, не переводя свои слова и слова чужеземного князя на язык думнониев. И наконец они пришли к определенному согласию – и отец Бонифаций посмотрел в мою сторону.
– Дочь моя, – нараспев произнес он, – князь Сергий ап Петр сказал, что, поскольку ты добрая христианка, то он не будет проводить над тобой шаманский обряд временного усыновления детей, порученных твоему попечению, как он сделал бы с любой из местных женщин. Но нечто подобное именем Бога-Отца проделать с тобой могу уже я. Поклянись же спасением своей души, что до тех пор, пока их матери не воссоединятся со своими чадами и не смогут снова исполнять свои родительские обязанности, ты будешь относиться к врученным тебе детям не только как госпожа клана, но и как их родная мать. Ты ответственна за них как за собственных детей и даже больше, ибо и дано тебе от рождения больше, чем их матерям. Клянись в том, что ты не будешь пренебрегать этими детьми, не обделишь их ни своей любовью, ни лаской, ни добрыми наставлениями по жизни, ведь они часть твоей фамилии, а значит, часть тебя самой!
И тут я поняла, кого мне напомнил князь Сергий ап Петр. Не покойного мужа, на которого он походил весьма мало и обликом и поведением, а моего отца Тристана ап Эмриса из клана Логан. У того всегда находилось доброе слово и хороший совет для всех членов большой фамилии, а смерды в окружавших наше поместье деревнях не уставали славить доброго господина.
– Хорошо, падре, – сказала я и тут же со всей серьезностью принесла требуемую клятву.
И вот сейчас, положив руки на плечи семилетней Дженнифер, дочери Альбина-гончара, и восьмилетней Уне, дочери Марвина-рыбака, я вдруг почувствовала, что эти девочки, которым тоже страшно расставаться с родными и отправляться в далекую и неизвестную страну, вдруг стали мне такими близкими и родными, почти как мои собственные дети. Другие девочки, постарше: дочь Тревора-управляющего Авалон, дочь Онгхуса-кузнеца Бриджит, дочь Корвина-плотника Эна, а также дочь Виллема-воина Фианна и моя дочь Шайлих, – стояли у меня по бокам и также смотрели на то, как берег, который только что был впереди, теперь оказывается позади. Я чувствовала, что, несмотря на разницу происхождения, все мы теперь одно целое, и это чувство наполняло меня непонятным трепетом.